Воззвание ЦК Бунда к еврейской интеллигенции. Май 1901 г.

1. ВОЗЗВАНИЕ ЦК БУНДА К ЕВРЕЙСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ МАЙ 1901 г.

От Центрального комитета Всеобщего еврейского рабочего союза в России и Польше

Воззвание к еврейской интеллигенции[a]

Вот уже больше десяти лет, как на Северо-Западе Российской империи, в области Царства Польского и Литвы зародилось и пустило глубокие корни еврейское социал-демократическое движение; уже 8 лет, как оно приняло массовый характер, захватывая в свой водоворот широкие слои еврейского пролетариата, и вот уже без малого 4 года, как оно стало строго организованным, объединившись во «Всеобщий еврейский рабочий союз в России и Польше» (в сокращении — Бунд). Во всех крупных городах Литвы и отчасти Польши: в Вильне, Варшаве, Белостоке, Лодзи, Двинске, Минске, Витебске и т. д., равно как и во многих местечках и городках: Сморгони, Ошмянах, Городке, Креславке, Невеле, Вилковышках и т. д. и т. д., еврейское рабочее население в большей или меньшей степени почти сплошь проникнуто социал-демократическим сознанием, упорно, стойко и бесстрашно ведет экономическую и политическую борьбу. Невероятным, почти чудесным может это показаться всякому, знакомому с условиями существования в России. Как! В этой стране, где малейшее проявление протеста считается великим государственным

[a] Имеется позднейшая пометка: Автор — П. Розенталь.

145

преступлением и карается долгим одиночным заключением и многолетней ссылкой; в этой стране, где ничтожнейшее отступление от навязанных форм, уставов, законов моментально наказуется; где представления: «противозаконное сообщество» и «подпольная печать» внушают мирным обывателям почти суеверный ужас; в нашей стране, переполненной жандармами, полицейскими, шпионами и объездчиками, где уже столько исчезало революционных организаций и групп, — уживается и неуклонно прогрессирует, развивается многотысячная организация, яро враждебная существующему строю, беспрерывно заявляющая о себе громогласно стачками, демонстрациями, прокламациями и прочей литературой!

Такая изумительная жизненность Бунда объясняется, однако, весьма просто: тайна его стойкости и безостановочного развития, несмотря на непрерывный правительственный сыск и преследования, лежит в том, что задачи нашего движения вытекают из сознанных реальных интересов трудящихся пролетариев, что оно охватило поэтому широкие массы, а не кучки идеологов. А затем оно выработало тип организации разумной, практичной, приспособляющейся к меняющимся условиям и потому неуловимой.

Но вот что почти не менее замечательно! Несмотря на такую многолетнюю яростную борьбу, несмотря на то что проявления этой борьбы зачастую бывают столь шумными, смелыми, привлекающими невольно внимание; несмотря на обширную литературу, созданную Бундом, — интеллигентная часть еврейства (о христианах и говорить нечего), так называемое «общество» осведомлено о характере и размерах деятельности Бунда и даже о целях движения нисколько не больше, чем о боксерах в Китае и уж наверное меньше, чем о бурах в Африке[51]. Под самым носом у них кипит ожесточеннейшая борьба. В том же городе, доме, быть может, на той же лестнице рабочие планомерно и стойко, с громадным напряжением сил отстаивают свое право на человеческое обращение и сносные условия труда против безграничной жажды эксплуатации хозяев. Бок о бок, зачастую в соседней квартире, производятся в глухую ночь и среди белого дня облавы, разлучают мужа с женой, родителей с детьми, закадычных друзей. Сотни людей исчезают разом в мрачных одиночных камерах, где держатся годами и мучатся допросами, отвратительной пищей и грубым обращением, чтобы затем быть сосланными в Сибирь, — и несмотря на это, в среде еврейской интеллигенции замечается по отношению к еврейскому революционному движению поражающее невежество, равнодушие или даже враждебность!

Где ж причины этого? Как объяснить, что такое ослепляющее по смелости, новизне, общечеловеческому характеру движение не притянуло к себе усиленного внимания нашей интеллигенции, не вооду-

146

шевило ее, не вызвало горячего пламенного сочувствия, содействия, притока сил?

Классовый характер движения и жаргонный язык еврейской нелегальной литературы — вот основные две причины, вызвавшие такое отчуждение интеллигенции от еврейской социал-демократии, — собственно говоря, даже одна причина, так как при существующих условиях просвещения трудящихся масс в здешнем крае жаргонная форма литературы является неизбежным следствием широкого классового рабочего движения. С его целями, проявлениями и успехами интеллигентный слой может знакомиться либо из устных сообщений, либо из литературы. Первый путь непрактичен, рискован, требует значительной траты сил, а жаргонная бундовская литература почти не читается интеллигенцией.

Помимо того, что содержание ее, предназначающееся для малоразвитых умственно рабочих, само по себе может мало интересовать ее, жаргон находится в полном пренебрежении у нее и зачастую совершенно ей не знаком. Неудивительно поэтому, что все происходящее в пределах Бунда остается для нее за семью печатями, а когда случайно что-нибудь доходит до ее ушей, то это нередко получает совершенно неправильное освещение. Затем, благодаря тому, что до последнего времени борьба, которую вел рабочий класс, носила по преимуществу экономический характер, и самыми частыми проявлениями ее бывали крупные или мелкие стачки за достижение будничных, мелких, с точки зрения интеллигенции, улучшений, то все движение представлялось в ее глазах узко-эгоистически-классовым, прямо враждебным одним классам и индифферентным для других.

Так ли это? Действительно ли оно столь узко, как оно могло показаться поверхностному наблюдателю? Мы говорим: «могло» в прошедшем времени, ибо политические демонстрации последних лет должны были самым близоруким, маловдумчивым людям раскрыть в достаточной степени глаза. Должна ли, вправе ли еврейская интеллигенция, в особенности молодежь, держаться в стороне от этого движения как чуждого?

В нем, в нашем движении, можно различить троякого рода цели, разнородные по характеру, по широте, по большей или меньшей легкости и отдаленности осуществления. Цели эти следующие:

1. Улучшение посредством ежедневной борьбы экономического положения рабочих, условий их труда: сокращение рабочего дня, повышение платы, гигиеническая обстановка, человеческое обращение и т. д.
2. Завоевание политической свободы: свержение самодержавия и замена его конституционным режимом, неприкосновенность личности, свобода печати, собраний, обучения и т. д., полное самоопределение национальностей.

147

1. Введение социалистического строя. Из этих трех задач самой отдаленной, менее всего влияющей на нынешние формы борьбы, является, несомненно, социализм. Строй, в котором все орудия производства: фабрики, машины, земля и т. д. перейдут из частной собственности в общественную, где исчезнут бесследно наемный труд, всевозможные привилегии и неравенство, неслыханная роскошь одних и нищета, необеспеченность других; строй, где впервые создадутся все материальные условия для беспрепятственного развития человеческой личности и осуществления всеобщего счастья, — этот строй может казаться близким на Западе, но для нас, для всего пролетариата России он в настоящее время может представляться лишь отдаленным идеалом, на пути к которому стоит слишком близкое, слишком крупное и ощутительное препятствие, чтобы наше внимание и усилия не отвлекались в сторону скорейшего его, препятствия, уничтожения. Как путеводная звезда, как лучезарный маяк стоит перед нами социалистический идеал, рисуя нам величественные перспективы, давая нам критерий для правильной оценки существующего строя. Но как практическая партия мы прекрасно сознаем, что не достичь нам этого идеала, прежде чем не добьемся политической свободы.

Царизм — вот лютый враг пролетариата, но, конечно, не его одного. Тяжелой лапой своей он давит и гнет все живое, стремясь всех превратить в своих покорных рабов. Под влиянием же чувства самосохранения, страха за свою шкуру он становится ужасен, зверскибеспощаден, и рука его, вооруженная нагайкой и ружьем, не знает удержу и предела. А за последние 20 лет это чувство стало совершенно нормальным для нашего самодержавия, стало основным мотивом бесчисленных мероприятий, сыплющихся из всевозможных канцелярий и департаментов. «Жизнь за царя», миллионы жизней за царя! — вот лозунг, провозглашенный усиленно и систематически проводимый правительством. Пусть разоряются крестьяне и сотнями тысяч вымирают от голодовок, от болезней, вызванных крайним невежеством, — оно не допускает к ним книг, просвещения и беспощадно выгоняет всех, кто хочет им бескорыстно помочь. Пусть земская жизнь превращается в пустыню, но разве стоит считаться с такими пустяками, если не удается, несмотря на всякие ухищрения, превратить всех без исключения земцев в покорных чиновников. Пусть для содержания миллионного войска, жандармов и шпионов выколачиваются последние крохи из пухнущих от голода, пусть целые народы обрекаются на эмиграцию, на жизнь в ужасающей нищете, пусть лучший элемент, цвет общества отправляется на многие годы в Сибирь или сдается в солдатчину и т. д., и т. д., лишь бы сохранить за собою обагренную кровью власть, лишь бы не лишиться кнута и нагайки.

148

Бешеные порывы правительства становятся все нервознее, нелепее и свирепее. Оно не постеснялось сдать 187 киевских студентов в солдаты, оно не поколебалось учинить самую гнусную зверскую расправу над демонстрантами и посторонней публикой 4 марта настоящего года[52], оно совершило в том же Петербурге накануне 1 Мая (по новому стилю) в 2 приема 1 000 обысков и 600 арестов! Ее жертвой помимо рабочих и студентов становятся то и дело целые учреждения (комитеты грамотности, союз писателей, газеты и т. д.), лучшие профессора (Эрисман, Ковалевский, Милюков, Туган-Барановский и многие другие), писатели (Анненский, Струве, Поссе, Бернштам и др.). Трудно представить себе ту массу ненависти, которая накопилась в русском обществе против самодержавия.

Не может быть ни малейшего сомнения в том, что и еврейская интеллигенция, мало того, все еврейские классы без исключения, ненавидят самодержавие всеми фибрами своей души и встретили бы его падение с нескрываемой радостью. Опорой царизма служат самые мрачные силы, в том числе и ультранационализм. Провозглашенные им принципы политики, как известно, выражаются тремя словами: самодержавие, православие и народность. В переводе на общеевропейский язык этим понятиям соответствуют: роялизм, клерикализм и национализм. А повсюду в Европе под знаменем этих партий выступает и открыто с ними братается антисемитизм, в то время как социал-демократия является самым убежденным и ревностным его противником. Самодержавие — по природе ярый антисемит и, пользуясь своей бесконтрольной властью, оно издает один исключительный закон за другим. Глубоко комичны и позорны поэтому надежды задобрить его кротостью и верноподданническими выражениями чувств. Тут, как и везде, право приобретается только силой.

Лишь гибель самодержавия, конституционный режим и господство социал-демократии могут уничтожить бесследно антисемитизм.

Социализм и демократия — вот отдаленная и близкая задача социал-демократии вообще, российской и еврейской в частности. Но при настоящих условиях производства, ужасающих по степени и формам эксплуатации, благодаря отсутствию защиты труда со стороны государства, отсутствию всяких легальных средств улучшить свое положение рабочий класс вынужден вести постоянную упорную борьбу для достижения малейших уступок. В этой борьбе, более всего бросающейся в глаза «обществу», оно усматривает только коллизию мелких интересов, мало захватывающих его внимание, нередко, по его мнению, являющихся проявлением ненасытных аппетитов со стороны рабочих. А между тем эта борьба имеет для социал-демократии громадное разностороннее значение. Во-первых, само по себе улучшение условий жизни трудящихся классов, предохранение их от преждев-

149

ременного «потребления» на фабриках и в мастерских, ослабление ужасной смертности, заболеваемости и вырождения, доставление возможности иметь более питательную пищу, досуг для отдыха и развлечений — все это цели настолько важные, что и сами по себе могли бы оправдывать постоянную борьбу и возбуждать глубокие симпатии интеллигенции. Но помимо этого успехи социал-демократического движения в громадной степени обусловливаются именно тем, будет ли у рабочих досуг, чтобы отдохнуть от одуряющего труда, чтобы поразмыслить о своем положении, повстречаться с товарищами, почитать книжку, сходить на собрание или кружок; равным образом и материальная сторона дела, возможность удовлетворять обширным, все более разрастающимся потребностям движения, поглощающим относительно большие средства, находится в большой зависимости от заработков рабочих, выносящих на своих плечах — к великому стыду интеллигенции — даже материальную сторону. Наконец, ежедневная борьба за мелкие интересы закаляет рабочих, сплачивает их, развивает солидарность, товарищеские отношения и классовое сознание, заглушает и вытравливает предрассудки и предубеждения, наслоенные многими веками религиозных преследований, национальной исключительности и нетерпимости; в этой борьбе еврейскому пролетариату приходится идти рука об руку с рабочими других народностей, солидарность их интересов, необходимость дружно, совместно бороться диктуется самой жизнью, и истинно товарищеские отношения вырабатываются силой вещей. Наконец, благодаря неизбежному вмешательству в эту экономическую борьбу правительственных агентов, благодаря многочисленным преследованиям, обрушивающимся на голову «бунтовщиков» за нарушение существующих законов о стачках, собраниях, печати и т. д., — отсутствие политической свободы и полное бесправие становятся более ощутимыми, правительственный произвол все более невыносимым, необходимость свержения самодержавия вполне ясной, развивается, так сказать, по методу наглядного обучения политическое сознание. Вот каково значение экономической борьбы, которая поверхностным наблюдателям кажется столь мелкой, маловажной, неинтересной, «борьбою за пятак». Только благодаря ей разрослось еврейское рабочее движение и сложилось в стройную, сплоченную, дисциплинированную организацию. Только через эту борьбу еврейский пролетариат и стал революционной силой.

Этой силы, однако, не признает в нем еврейская интеллигенция, а революционизм его наводит на нее страх и трепет. Самодержавие представляется ей непреодолимой силой, для которой все российское рабочее движение ничтожный противник, быть может, упорный, назойливый, но, во всяком случае, никогда не могущий оказаться победителем. Действительно, самодержавие, опирающееся на миллионы

150

солдат, чиновников, на армии полицейских и жандармов, располагающее двухмиллиардным бюджетом, может казаться неприступной твердыней, непобедимым колоссом, а так как оно не брезгует самыми свирепыми и позорными средствами для подавления протеста, то неудивительно, что многие крайне пессимистически относятся к осуществимости требований, выставляемых рабочей партией. Не видя никаких конкретных путей для улучшения невыносимого положения, пробавляясь неопределенными мечтаниями и упованиями на дух времени, на вечную всепобеждающую силу идей, на смену правителей на престоле и т. д., даже наиболее отзывчивые, альтруистические люди зарываются в свои личные дела и делишки, в филантропию, в культурные начинания, в сионизм и всеми силами сторонятся кипящей вокруг них борьбы, которую они плохо понимают и еще меньше по достоинству оценивают.

Серьезно поставить вопрос, может ли быть осилено когда-нибудь самодержавие, иными словами, сохранится ли оно на веки вечные — думается, никто не решится. Это было бы нелепостью, противоречило бы всем данным истории, опыту всех других стран, ходу исторического развития самой России. Все в природе течет, изменяется; один строй падает и заменяется другим. Погибнет и самодержавие, но погибнет не само собой, не в силу собственного оскудения, не благодаря какомуто фатальному, «естественному ходу развития», не от «всесильного времени», не от ничего не объясняющего «роста культуры и цивилизации », а революционного взрыва, от напора оппозиционных сил.

Но спрашивается, какой же класс будет в состоянии схватиться грудь с грудью с могущественным самодержавием? Кто будет в центре революционного потока? Достаточно бросить самый беглый взгляд на степень развития, характер стремлений, взаимные отношения различных классов в России, чтобы сразу увидеть, что один только пролетариат представляет действительную, крупную революционную силу. Буржуазия, опираясь на свои капиталы, чувствует себя очень недурно под царским скипетром. Дворянство — этот падающий разоряющийся землевладельческий класс — только от правительственных подачек и ждет себе спасения. Крестьянство, изголодавшееся, невыразимо страдающее под тяжестью налогов, телесных экзекуций и других всевозможных унижений, свирепо охраняемое от доступа малейшего луча света и сознания, трудно доступное пропаганде и организации, может быть, в будущем только в момент революционного взрыва сыграет некоторую роль. Интеллигенция, в особенности некоторые более просвещенные, более развитые политически или более молодые слои ее настроены оппозиционно, но само по себе, как показал хотя бы пример славной «Народной Воли», она не в состоянии сложиться в прочную, великую силу. В соединении с борющимся про-

151

летариатом она является весьма важным незаменимым элементом, способным оказывать революционному делу громадные услуги.

Пролетариат — вот та грозная сила, которая сметет с лица земли позор Европы, русское самодержавие. Перефразируя сказанные лет пятнадцать тому назад слова Плеханова, мы можем теперь с уверенностью сказать: «Революционное движение в России восторжествует только как рабочее движение». Уж теперь, после нескольких всего лет широкой агитации, социал-демократические идеи так глубоко проникли в массы, что никакие правительственные репрессии не в состоянии их вытравить, несмотря на тысячные аресты, совершаемые в одну ночь, несмотря на массовые высылки и ссылки — движение неуклонно идет вперед и вглубь и вширь, проявляясь теперь открыто в форме политических демонстраций. Как зловещие огоньки, предвестники общего взрыва, вспыхивают они в самых разнообразных пунктах обширной Российской империи, «от хладных финских скал до пламенной Колхиды». Варшава, Лодзь, Белосток, Вильна, Двинск, Минск, Петербург, Москва, Харьков, Киев, Тифлис и т. д. попеременно видят с изумлением на своих улицах многотысячные ряды демонстрантов. Пусть после шумной манифестации установится в каком-нибудь городе кажущееся затишье — как это было в нынешнем году во многих городах 1 Мая, — но горько ошибутся те, которые примут это за симптом ослабления движения; это значит только, что хорошо руководимая рабочая армия притаилась, чтобы в нужный момент выступить еще сплоченнее, еще многочисленнее… Движение будет непрерывно расти не только потому, что распространяется на новые группы рабочих, но и потому, что сам пролетариат благодаря развитию капиталистического производства все увеличивается численно, играет все большую роль во всем общественном хозяйстве и все больше концентрируется в городах и на фабриках.

Складываясь в могучую революционную силу под знаменем «Российской социал-демократической рабочей партии», многократно, по каждому важному поводу проявляя свое настроение, пролетариат оказывает, естественно, сильное индуцирующее, концентрирующее действие на все заснувшие, засыпанные страхом, недоверием, пессимизмом оппозиционные силы в стране. Струя воспрянувших надежд на освобождение от тяжкого ига вливается в униженные, теснимые народы: поляков, финляндцев, евреев, армян..; все интеллигентное, все, что способно чувствовать гнет и ненавидит произвол: литераторы, студенты, земцы и вообще либералы, пробуждается и, охваченное пламенным воодушевлением, готово ринуться в бой. Даже крестьяне преображаются под благодетельным просветляющим влиянием рабочих, высылаемых за стачки и демонстрации из фабричных центров «на родину». При деятельной помощи всех этих групп населения, поль-

152

зуясь всеми подходящими средствами борьбы, при полном сочувствии всех без исключения западноевропейских народов с их правительствами включительно — пролетариат представит собою такую силу, перед которой разлетится самодержавное правительство, как паровой котел, начиненный чрезмерного напряжения паром.

Такова великая миссия всероссийского пролетариата, такова все более выясняющаяся роль его. Февральские и мартовские события этого года, где так тесно сливались в одном единодушном протесте рабочие, студенты, писатели и многочисленная посторонняя публика, где шумные уличные демонстрации, одиночные террористические акты и громогласные протесты литераторов сливались в одну грандиозную картину взрыва неудержимого возмущения и накопившихся сил — служит лучшим доказательством того революционирующего влияния, которое оказывает развивающееся рабочее движение. Сочувствие к нему интеллигентных кругов растет быстро и интенсивно.

Но по отношению к еврейскому рабочему движению революционизм его, как мы заметили уже выше, в среде еврейской буржуазии и профессиональной интеллигенции возбуждает не сочувствие, а панический страх. Те же люди, которые в силу свойственного чуть ли не всем евреям, как угнетаемой национальности, оппозиционного духа, радуются успехам социал-демократического движения в России, за евреями не признают права быть революционерами: «От них все беды, постигающие еврейский народ в России!» Они воображают, что вся антисемитская политика Александра[53] и была вызвана местью за то, что в числе террористов было несколько евреев! Они уверены, далее, что нынешнее еврейское рабочее движение вызовет новые, еще большие преследования еврейского народа и стараются потому всеми силами от него открещиваться. Средневековые преследования, забитость и прислужничество оставили глубокие следы на мировоззрении и характере этих господ. И до сих пор, по их мнению, еврейская «хата должна быть с краю», еврею надлежит быть тише воды, ниже травы, его способами действия должно быть: подхалимничать, угодничать, кланяться и просить… Такими путями они надеются когда-нибудь получить права. Но в нынешние времена — эпоху яростной борьбы разнообразных интересов, ожесточенной конкуренции и стремления к организациям — если что-либо уважают и принимают во внимание, то только силу, а просящий, апеллирующий к чувству, умоляющий о справедливости рискует всегда остаться ни с чем. И уж, конечно, не революционизм отдельных личностей или классов среди евреев вызывал преследования этого народа, а наоборот, угнетения развивали революционизм.

Бессмысленное обвинение в уготовлении погибели всему израильскому народу — самый частый, но далеко не единственный упрек,

153

бросаемый еврейскому рабочему движению, в частности Бунду. Каждая из противоположных по стремлениям и мировоззрениям интеллигентских еврейских групп предъявляют к нему особые обвинения. Сионисты, мечтающие о приобретении «правохраненного убежища» в Палестине, видят в евреях-социал-демократах, вполне справедливо, своих безусловных противников, не имеющих с ними никаких точек соприкосновения. Их взоры направлены вдаль, на Восток, где они мечтают собрать когда-нибудь рассеянных по всему лицу земли евреев; мы же обращаем наше внимание на почву, куда нас закинули исторические судьбы, и где нам как массе придется остаться навсегда. Они чувствуют себя в капиталистическом обществе, как рыба в воде, и намерены все прелести его перенести в Палестину; мы же изнываем под его ярмом и стремимся заменить его социалистическим. Они с головы до ног националисты, озабоченные больше всего тем, чтобы будить и раздувать националистические чувства, навязывать древнееврейский язык, традицию, культуру и т. д.; мы же, пролетарии, признавая вместе со всеми социал-демократами, что каждая народность, каждое племя имеет полное право развивать свою культуру, язык и т. д., что не должно иметь места ни тени угнетения одною национальностью другой, держимся все-таки того мнения, что только развитие классового и политического сознания может избавить нас от самодержавного и капиталистического гнета, а вместе с ними и от национального, что раздувание националистического чувства не только не может входить в наши задачи, но и прямо для них вредно. Принцип: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» никак не вяжется с настойчивой проповедью узкого национализма, национальной исключительности и даже — до чего договорился один из корифеев сионизма, Макс Нордау — добровольного гетто! И вот наиболее культурные из них: сионисты-радикалы, сионисты-социалисты, крайнее левое крыло из того разношерстного агломерата, который собрался под знаменем сионизма, все те, которые интересуются различными политическими партиями, в особенности Бундом, которые дерзают даже читать (за границей) нашу литературу и цитировать ее во время прений — все они осыпают нападками Бунд, обвиняя его в космополитизме, в отсутствии интереса к еврейскому народу, к его истории, традициям и т. д.

Прямо противоположные обвинения предъявляют нам разряды интеллигенции, тяготеющие по своим симпатиям к «коренной» нации того края, в котором они родились и получили воспитание. Живя компактными массами в Литве, Царстве Польском, на Юго-Западе и на Юге России, евреи окружены разнообразными культурами: в Польше — польской, на Юге — русской, в прочих местах — смешанной. Значительная часть еврейской интеллигенции насквозь пропитывается окружающей культурой, усваивает чаяния, надежды, симпатии

154

и антипатии интеллигентных слоев «коренного населения» и зачастую становится даже более «роялистами, чем король сам». В Польше, например, еврейские интеллигенты именуют себя «поляками Моисеева закона» и вместе с коренными поляками относятся крайне враждебно не только к русскому правительству и его прислужникам, что, разумеется, вполне основательно, но и ко всему русскому: народу, культуре, языку… Те из них, которые интересуются революционными движениями, в деятельности Бунда, стремящегося соединить под своим знаменем всех еврейских рабочих России и Польши и входящего автономною частью в Российскую социал-демократическую рабочую партию, усматривают тенденцию тянуть польско-еврейских рабочих в сторону России или, по их неправильной терминологии, русифицировать их. По их мнению, еврейские рабочие Польши и даже Литвы должны в своей революционной деятельности выступать исключительно под польским флагом.

В это же самое время еврейские интеллигенты, живущие в русских губерниях, пропитанные русской культурой, в факте возникновения Бунда видят стремление придать еврейскому рабочему движению узко-национальный характер, сообщить ему тот дух исключительности, которым все время живет еврейство и с которым оно имеет теперь возможность расстаться, слившись с интернациональным социалдемократическим потоком.

Нечего, разумеется, тратить много слов на доказательство того, что оба эти обвинения, с одной стороны, в русификации, с другой, в узком национализме, совершенно неверны.

Бунд, без всякого сомнения, национальная рабочая организация в том смысле, что он объемлет рабочие массы одной определенной национальности, именно еврейской, и представляет интересы прежде всего еврейского пролетариата. Его с таким же правом можно поэтому назвать национальной, как немецкую, французскую, польскую, русскую социал-демократию. Но подобного рода «национализм», конечно, нисколько не противоречит принципам интернациональной социал-демократии. Еврейское рабочее движение уж по тому одному не могло расплыться в движении других народностей, польской или русской, что у еврейского пролетариата своя особенная психология, язык, традиция, что он живет в особых правовых условиях и потому имеет свои специальные задачи и т. д., и поэтому отдельная еврейская объединенная организация являлась неизбежным условием развития рабочего движения. Что касается курьезного обвинения в «русификации », то необходимо помнить, что польский народ не есть нечто цельное, однородное. Он распадается, как и все другие нации, на отдельные классы с различными интересами и, вследствие этого, стремлениями и идеалами: само собою разумеется, что еврейский проле-

155

тариат не может бороться за феодальные антисемитские идеалы польской шляхты, за патриотически-националистические мелкого мещанства и капиталистические — буржуазии. Но у него, без сомнения, есть общие интересы с польскими рабочими, которые так же, как он, страдают под игом капитализма и самодержавия. С ним, с польским рабочим — еврейский пролетариат идет рука об руку союзником как в борьбе за повседневные интересы, так и за отдаленный идеал. И вот, если исходить из точки зрения польского пролетариата, то смехотворной является мысль, что польско-еврейские рабочие фактом принадлежности к всееврейской организации русифицируют Польшу.

---

Бунд представляет стройную организацию, приспособленную к российским условиям. Он обнимает в настоящее время еврейские организации следующих крупных городов со множеством прилегающих к ним меньших городов и местечек: Лодзь, Варшава, Белосток, Гродно, Вильна, Ковно, Минск, Двинск, Витебск, Гомель, Сувалки, Могилев.

В его состав входит также «Союз щетинщиков в Литве и Польше».

В каждом из этих городов ряд учреждений низших и высших, экономических и политических, практических целесообразно устроенных и скомбинированных сообразно с местными условиями, завершается социал-демократическим комитетом. Последний направляет движение, издает за своей подписью местную литературу и в то же самое время через представителей посылаемых им на съезды Бунда и направляет все еврейское движение. Съезд — это высшая законодательная, контролирующая, апелляционная и научная инстанция. Там разбираются все важнейшие выдвинутые жизнью вопросы рабочего движения, так выслушиваются отчеты, там же выбирается Центральный комитет. Этот последний — по преимуществу исполнительный орган; к его прямым обязанностям относятся: издание центрального органа «Arbeiter Stimme» («Рабочий Голос»)[a], надзор за типографиями Бунда, за транспортировкой литературы, целесообразным размещением сил он должен отзываться прокламациями на все важные для рабочего движения события, созывать съезды и т. д. Принцип демократизма, насколько он по необходимости не умаляется условиями борьбы и требованиями конспирации, проведен во все учреждения; партийная дисциплина сводится к подчинению не людям, а принципам и постановлениям, вырабатываемым съездами.

В состав Бунда входит также Заграничный комитет его, который является заграничным представителем его, редактором-издателем

[a]. Вышло 23 №.

156

второго, научного, партийного органа «Der Judische Arbeiter»a и выполняет массу других важных функций.

Бунд входит как автономная часть в состав Российской социал-демократической рабочей партии.

Помимо указанных двух главных органов Бунд издает множество местных. Почти каждый город обзавелся собственным органом, ибо центральные имеют в виду уже более развитого читателя; для менее сознательных требуется другой, более популярный и более приспособленный к местным условиям и интересам. Вот их перечень:

В Варшаве: «Варшавский Рабочий», вышло 8 №.

В Белостоке: «Белостокский Рабочий», вышло 5 №.

«Летучие Листки», вышло 2 №.

В Вильне: «Классовая Борьба», вышло 4 №.

В Минске: «Минский Рабочий», вышло 2 №.

«Летучие Листки», вышло 3 №.

В Гомеле: «Борьба», вышло 3 №.

Орган щетинщиков: «Будильник» («Векер»), вышло 9 №.

Всего за последний год вышло 11 000 экземпляров местных органов, 11 500 экземпляров «Arbeiter Stimme» и 38 525 экземпляров прокламаций. Все печатано в России.

Для того чтобы дать понятие о вопросах, волнующих и занимающих в настоящее время Бунд, для того чтобы ввести читателя, так сказать, во внутреннюю жизнь этой организации, мы приведем перечень вопросов, предложенных последнему, 4 съезду[b]. Некоторые из них нам, понятно, придется опустить по конспиративным соображениям:

1. Тактика Бунда: пересмотр взгляда на стачки.
2. Тактика Бунда: об экономическом терроре.
3. Тактика Бунда: о средствах ведения политической борьбы.
4. Тактика Бунда: о демонстрациях.
5. О попытках правительства свернуть еврейское рабочее движение на легальный путь.
6. Национальный вопрос в программе Бунда.
7. Отношения между комитетами Бунда и комитетами партии в тех городах, где таковые существуют рядом.
8. Об отношении Бунда ко вновь возникшим революционным организациям.
9. Об отношении Бунда к сионистическому движению (вопрос был вызван усилением сионистической агитации среди рабочих).
10. Средства привлечения симпатии общества к деятельности Бунда.

[a]. Вышло 11 №-в. — пометки документа.

[b]. См. док. 9.

157

1. О партийных и местных органах Бунда.
2. О партийной дисциплине.
3. Отношение комитетов Бунда между собою.
4. Юбилейный номер «Arbeiter Stimme» (25).
5. О средствах борьбы с насилием полицейских и т. д. Велики и разнообразны в настоящее время задачи еврейского рабочего движения, громадны успехи, достигнутые им. Десять лет тому назад оно выразилось всего несколькими пропагандистскими кружками в Вильне — ныне оно раскинулось на громадном районе и стало серьезным социальным фактором. Оно принесло уже внушительные плоды и благодетельное влияние, чем далее, тем будет разностороннее, интенсивнее, глубже. Первым делом оно значительно улучшило условия труда. Рабочий день, который раньше повсюду, да и теперь еще в ремеслах и городках, не затронутых движением, превышал 15, 16 и более часов, теперь держится на уровне 12-часового (10–10 с половиною часов работы). Рабочая плата значительно повысилась, обращение хозяев стало неузнаваемым. Злоупотребления, штрафы, ругательства, а тем более кулачная расправа отошли в область преданий. Рабочий из двуногого скота, из одушевленного орудия превратился в человека.

В нем самом, в его психологии, в его верованиях, мировоззрении, привычках движение вырезало глубокие черты. В нем исчезает религиозный фанатизм, предрассудки, суеверное преклонение перед обрядностями; еврейский рабочий, к великому ужасу буржуазии и духовенства, мало ходит в синагоги, выказывает мало почтения перед раввинами и магидами и даже — неслыханное, невероятное дело! — смешивает молочное с мясным и не брезгует трефом. Рационалисти ческий взгляд на религию все более вытесняет старые, затхлые воззрения.

Национальная исключительность и обособленность, подозрительное, враждебное или презрительное отношение к другим нациям, развившиеся в евреях вследствие десятков веков угнетений — под влиянием рабочего движения все более исчезают. Рабочие научаются различать как в среде своих единоверцев, так и иноверцев, друзей и врагов; вместо принципа: «Все евреи — товарищи!» вырабатывается новый: «Все пролетарии — братья».

Вместо умственного застоя, вместо преклонения перед премудростью исключительно талмудическою развивается живое стремление к знанию, к свету, к просвещению, жажда приобщиться к сокровищницам общечеловеческой мысли, найти правильные научные ответы на множество возникающих вопросов. Спрос на легальную жаргонную литературу, как констатируется всеми наблюдателями, непомерно вырос, а нелегальные издания ожидаются с величайшим нетерпением и читаются нарасхват.

Умственный кругозор массы чрезвычайно расширился, ее представления далеко переросли прежние наивные детские мечтания о Мессии,

158

который выведет израильский народ из «голуса» (изгнания) и поведет его в страну обетованную; исчезли также бесследно былые чаяния на нового «хорошего» царя, который будет «любить» евреев. Эти примитивные понятия вытеснены развивающимся классовым и политическим сознанием, выдвигающим определенные политические и социальные идеалы.

Но что наиболее важно, исчезает средневековая еврейская забитость, трусость, приниженность. Борьба вырабатывает в нем смелость, отвагу, чувство собственного достоинства; инстинктивный трепет перед всяким городовым, жандармом или прокурором заменяется гордым сознанием своей силы. Ни один еврей, любящий свою национальность, не может без чувства удивления, преклонения видеть, как наши заурядные девушки на табачной фабрике Шерешевского (в Гродно) или Яновского (в Белостоке) не только смело заявляют свои требования, не боясь ни угроз хозяев при мысли остаться без работы и хлеба, но и не пугаются, когда грозными циркулярами или при посредстве грубых полицейских, врывающихся в их жилища, их тащат под арест, где начальство дикими криками и площадной бранью пытается устрашить их; мало того, они отваживались даже требовать освобождения забранных «зачинщиц». Еврейские рабочие смело выступают в открытые демонстрации, и пример хотя бы последнего 1-го Мая, когда, несмотря на свирепый циркуляр министра внутренних дел и на устрашающие крайне внушительные мероприятия властей, — все-таки состоялись майские демонстрации в Двинске, Минске, Вильне, Варшаве, Сморгони и Гомеле, служит лучшим доказательством метаморфозы, совершившейся в психологии пролетариата. Возмутительное обращение полиции, терпеливо переносившееся в прежнее время, теперь благодаря развившемуся чувству собственного достоинства становится невтерпеж, и случаи энергичного отпора, кулачной расправы с полицейскими все более учащаются. Западно европейские социал-демократы оценили по заслугам еврейских рабочих, и их уважение к Бунду растет с каждым годом.

Все, чего добивается пролетариат, он завоевывает не для себя одного, а для всего общества. Таков уже общечеловеческий характер его идеалов, такова «особенная идея рабочего класса», в полном согласии с этим специфические изменения, производимые еврейским движением в пролетариате, оказываются благодетельными всему народу. Антисемитизм, это кажущееся неискоренимым настроение широких христианских слоев, которое является причиной пессимизма сионистов и гонит их в Палестину, — под влиянием еврейского рабочего движения лишается одного из своих излюбленных коньков за другим. Избитому обвинению евреев в том, что это сплошь народ эксплуататоров, прямо, до очевидности, противоречит сам по себе факт широкого еврейского рабочего движения. Обычные вопли о зловредной, опас-

159

ной для цивилизационного мира сплоченности, «кагальности» евреев, разбиваются в пух и прах интенсивной классовой борьбой внутри самого еврейства. Крики о фанатизме, насмешки над еврейской трусостью и т. п. должны стать гораздо умереннее после бесчисленных героических проявлений и эпизодов движения.

Еврейское рабочее движение стоит перед интеллигенцией глубоко интересным, необыкновенно важным явлением. Оно несет ей, как и всем остальным классам, исполнение всего того, о чем мечтает еврейская интеллигенция и чего она никогда не достигнет собственными силами: уничтожение бесчисленных исключительных законов, свободу передвижения, свободу выбора профессии, учиться, учить и т. д.; с низвержением самодержавия оно даст ей свободу печати, собраний, слова, неприкосновенность личности, участие в общественном управлении, одним словом, все то, что имеет и должен иметь свободный, равноправный гражданин конституционного государства; оно влечет за собою, наконец, всё возрастающее ослабление антисемитизма и навсегда покончит с злополучным «еврейским вопросом».

Станет ли наша интеллигенция продолжать оставаться равнодушным, холодным и даже враждебным зрителем кипящей вокруг нее борьбы? Будет ли она по-прежнему трусливо отмахиваться от нее руками и ногами вместо того, чтобы принять в ней посильное участие и содействовать всевозможными средствами?

А поддержка со стороны интеллигенции нужна, неотложна, и поддержка немалая! Вместе с ростом движения безмерно вырастают потребности его. Развивающийся громадный спрос на нелегальную литературу требует относительно больших средств для его удовлетворения в сколько-нибудь достаточной степени. Жажда знания бес прерывно растет, и интеллигенты-учителя необходимы. Многочис ленные стачки требуют зачастую значительной денежной помощи, и как ни отзывчивы местные и иногородние рабочие кассы, отдающие последнее, но их скудных средств часто все же не хватает. Бесчисленные аресты и ссылки, при ужасных условиях российских тюрем, при грошовых пайках, выдаваемых правительством ссыльным борцам-стачечникам (полтора рубля в месяц!), вызывают настоятельную потребность в притоке больших сумм в кассы организаций Красного Креста, входящего в состав Бунда. Нужны люди, материальные средства! Мы твердо уверены, что только малое знакомство с рабочим движением вызывало до сих пор равнодушие, отчуждение интеллигенции. Пусть же она знакомится! Пусть же она действует и содействует! Помогая ему, она уготовляет себе самой счастье и свободу.

Май 1901 года.

ГОПБ ЦУ5/И726.

160