Кремер А.И. Об агитации. 1894 г.

А. И. КРЕМЕР «ОБ АГИТАЦИИ» ^[1]

1894 г.

Об агитации

Статья наша имеет целью выяснение некоторых вопросов, касающихся практики русских социал-демократов, вопросов, правильное разъяснение которых, по нашему мнению, есть необходимое условие для того, чтобы деятельность социал-демократов принесла желанные плоды. Опираясь на наш собственный опыт и на сведения, которые мы имеем относительно деятельности других групп, мы пришли к заключению, что первые шаги русских социал-демократов были неверны и что в интересах дела тактика их должна быть изменена. Поэтому в нашей статье мы и старались показать, в каком направлении должна измениться деятельность социал-демократов, какие задачи они должны себе поставить, чтобы не рисковать в конце своего пути остаться столь же бессильными, как и в начале.

При составлении статьи мы имели в виду читателей из интеллигентов и передовых рабочих; особенно было бы для нас важно повлиять на убеждения этих последних ввиду того, что именно рабочие — социал-демократы в большинстве сочувствуют той практической деятельности, которую мы осуждаем как бесполезную. Здесь не место вдаваться в причины этого явления: отчасти этот вопрос выяснен в самой статье; во всяком случае, мы убеждены, что пока наиболее развитые рабочие не примкнут к идее необходимости работы в указываемом направлении, до тех пор будущность нашего рабочего движения будет подлежать сомнению. Если наша статья будет иметь следствием хоть полемику по интересующему нас вопросу, мы сочтем себя удовлетворенными: так или иначе, а полемика принесет свою пользу, подвергнув рассмотрению вопрос, который до сих пор решался отдельными замкнутыми кружками.

Рабочее движение является неизбежным результатом присущих капиталистическому производству противоречий. По отношению к рабочей массе противоречия капиталистического производства заключаются в том, что изменения, вносимые капиталистическим строем в условия жизни и понятия народа, делают эту массу все менее годной для эксплуатации. Нуждаясь в людях-автоматах, беспрекословно подчиненных воле капитала, этот строй подготовляет почву для выработки среди рабочих мыслящих личностей, проводит в рабочих понимание их интересов. Если капитализм требует разрозненности рабочих, чтобы в корне подорвать возможность борьбы против капитала, то, в свою очередь, собирает и соединяет рабочих в одной мастерской, в одном жилом помещении, в одном фабричном центре. Если капитализм нуждается в том, чтобы рабочие не видели противоположности интересов капитала и труда, то тот же строй своей концентрацией капиталов делает различие между положением капиталистов и рабочих все более резким. Если капитализму выгодна градация работников, потому что она ведет к разъединению, то развитие техники уничтожает эту градацию и низводит большинство рабочих на степень чернорабочих. Если капиталисту выгодно, чтобы семейство рабочего было крепко и удерживало его от слишком пылкой борьбы с капиталом, то, с другой стороны, последний сам освобождает рабочего от его семейства и вводит в то же горнило фабричной жизни жену и детей. Одним словом, если капитал под страхом собственной гибели вынужден стремиться к постановке преград для развития рабочего класса, то, с другой стороны, он разрушает сам свое собственное здание и приготовляет враждебную себе и опасную силу. Правда, сам же капиталистический строй на известной ступени своего развития приготавливает сильное оружие для борьбы даже против объединенного пролетариата, но то же оружие это слишком обоюдоостро. В борьбе против им же самим создаваемой и развиваемой силы капиталистическое общество задыхается и ускоряет свою собственную гибель. Достаточно упомянуть о резервной рабочей армии, которая тяжелым камнем давит рабочее население и парализует успех борьбы. Но увеличение рабочей армии, составляющей этот резерв, сокращает внутренний рынок, затем делает все более трудным для рабочего населения ношение бремени налогов, чем вызывает переход от косвенных налогов к прямым; наконец, эта армия требует государственной помощи (уже не говоря об увеличении расходов на полицию, суд, тюрьмы), что ведет к увеличению государственных расходов. Первое следствие заставляет капиталиста искать новых рынков, что становится все труднее и труднее и потому ведет к частым, а то и к постоянным кризисам, а кризисы приводят к убыткам вместо прибыли, к низведению некоторой части капиталистов в ряды пролетариата, к уничтожению части капитала. Изменение в системе налогов и увеличение расходов, вызываемое штатом резервной армии, отнимает все большую часть прибыли в пользу государства, чем уменьшается как прибыль, так, следовательно, и накопление. А эти новые противоречия имеют результатом стремление к увеличению эксплуатации и дальнейшему усовершенствованию техники, все большую ожесточенность конкуренции и другие подобные явления, которые, как мы выше видели, в свою очередь ведут к последствиям, не входящим в задачи капитализма, — развивают силу и степень враждебности к существующему строю в рабочей массе. Таким-то образом на известной ступени капиталистического развития присущие ему противоречия выдвигают рабочую массу против капитала. Чем дальше идет развитие капиталистического производства, тем эта борьба должна быть острее и тем дальше идут требования и понимание рабочей массы. Таким образом, капитализм является школой, не только подготовляющей материл — рабочих борцов, но и воспитывающей их и бьющей по ним своими слишком яркими противоречиями. Он не только увеличивает силы рабочего класса путем объединения рабочих, но и подготовляет почву для возникновения и распространения все более крайних идей. Идея социализма как нечто конкретно возможное могла выработаться только на почве капиталистического строя, и при том лишь на известной ступени его развития.

Но каким образом действует школа капитализма на рабочую массу? Собирать рабочих вместе — еще не значит соединять их для борьбы.

Концентрация пролетариата является удобной почвой для движения. Если бы капитализм мог постоянно удовлетворять рабочего в его ежедневных потребностях, то такое соединение не играло бы революционной роли. Но капитализм, опирающийся на конкуренцию и отсутствие плана в производстве, постоянно вынуждает отдельных предпринимателей стремиться к увеличению прибавочной стоимости, к уменьшению доли труда в продукте, к постоянной мелочной борьбе с пролетариатом, который отстаивает свое существование и не может не протестовать против явного посягновения на его благосостояние. Эта борьба неизбежно является тем главным воспитательным фактором, который действует на рабочую массу и делает ее на известной ступени развития одной из главных сил, подрывающих этот строй. Обостряясь, углубляясь и обобщаясь, эта борьба принимает характер классовой борьбы с соответствующим ей классовым сознанием пролетариата, при которой мы теперь присутствуем во всех капиталистических странах. Капитал не сдается сразу, не сдается до последнего момента, разбитый на всех пунктах, он старается опять встать на ноги и начинает борьбу с новыми силами. При этой борьбе все рельефнее выступают голые интересы капитала, на известной ступени развития борьба не может долее вестись под флагом высоких идей, капитал сбрасывает свою личину и, не стесняясь, заявляет, что он борется против притязаний на свой карман; на этой ступени капитал ведет борьбу не за преобладание, а только за существование. Он хватается за политические формы капиталистического строя, как утопающий хватается за соломину. Только государственная власть в состоянии еще бороться против рабочей массы, и пока политическая власть находится в руках буржуазии, до тех пор, можно смело сказать, крупных улучшений в положении рабочих произойти не может. Поэтому, как бы широко ни было рабочее движение, успех его не обеспечен до тех пор, пока рабочий класс не станет твердо на почву политической борьбы. Достижение политической власти является главной задачей борющегося пролетариата.

Но стать перед лицом рабочего класса эта задача может лишь тогда, когда экономическая борьба выставит перед ним явную невозможность добиться улучшения своей участи при данных политических условиях. Только когда стремления пролетариата столкнутся лицом к лицу с данными политическими формами, только тогда, когда поток рабочего движения встретится с политическою силою, только тогда настанет момент перехода классовой борьбы в фазис борьбы сознательно политической. Как социал-демократы, мы ставим своей задачей привести пролетариат к сознанию необходимости политической свободы как предварительного условия для возможности его широкого развития.

Но как добиться этого?

Как ни проста и очевидна идея политической свободы, проникнуться ею, притом еще в стране политически отсталой, рабочий класс не может до тех пор, пока он не станет задыхаться в данной политической атмосфере, пока удовлетворение ставших для него необходимыми потребностей будет невозможным в пределах существующих политических условий. Как для сознания противоположности интересов недостаточно только возникновения этой противоположности, а необходима постоянная борьба, так и для сознания политического бесправия недостаточно самого факта этого бесправия, до тех пор, пока оно не столкнется с стремлением рабочей массы к улучшению своего положения. Лучшее доказательство тому мы видим в истории Англии, где благодаря расцвету промышленности в известный период приходилось бороться лишь за такие улучшения, добиться которых можно было при данных политических условиях путем чисто экономической борьбы с капиталистами, не прибегавшими к помощи организованной силы государства. Результаты получились на первый взгляд поистине поразительные. В Англии — наиболее развитое капиталистическое производство, наиболее развитое рабочее движение, но движение это в очень ничтожной степени носит политический характер, и до сих пор еще большинство сторонится от активной политической борьбы. Социал-демократическую окраску пролетариат начинает принимать только в самое последнее время, по мере того, как рабочий класс самым ходом борьбы приходит к сознанию необходимости таких реформ, которые не могут быть осуществимы иначе, как путем прямого воздействия на государственную машину. Если же взять Австрию, в которой рабочее движение очень молодо, то там мы встречаемся с поразительно быстрым ростом политических элементов в движении пролетариата, причиной чего и являются более узкие политические рамки, в пределах которых должна была вестись первоначальная борьба пролетариата. Или, например, Ирландия. Борьба мелких фермеров, не объединенных капиталом, с давнего времени носит политический характер, потому что экономическая борьба за удержание уровня благосостояния резко столкнула ирландский народ с организованной силой английского государства. Из вышеприведенных примеров следует, что немыслимо ожидать классового движения с политической программой там, где не ведется в достаточно крупных размерах чисто экономическая борьба. Утопично поэтому предполагать, что русские рабочие в общей своей массе могут повести политическую борьбу, если только не выяснить с достаточной убедительностью необходимости ее в их собственных интересах. Народная масса вовлекается в борьбу не рассуждениями, но объективной логикой вещей, самым ходом события, наталкивающим ее на борьбу. Роль партии, взявшей на себя политическое воспитание и организацию народа, в этом отношении ограничивается тем, чтобы верно определить момент, когда борьба назрела настолько, чтобы перейти в борьбу политическую и чтобы подготовить в самой массе элементы, необходимые для того, чтобы этот переход совершался с наименьшей тратой сил. Каким образом, например, пролетариат может прийти к сознанию необходимости свободы собраний? Чисто логическим путем к такому требованию масса не доходит. Нужно, чтобы свобода собраний была сознана как средство борьбы за свои интересы, следовательно, должны быть сознаны и эти интересы, и практика должна воочию показать, какая связь между интересами рабочего и свободой собраний. Эта практика дается борьбой за свои интересы, борьбой, в которой приходится становиться лицом к лицу с такими общими вопросами, мысли о которых им же самим показались бы бреднями. Критической мысли остается только указывать массе на выводы, вытекающие из постановки самой жизнью насущных для нее вопросов, остается только формулировать те результаты, которые вытекают из логики вещей, логики самой борьбы, другими словами, дать программу.

Но как объяснить в таком случае движение пролетариата в конце прошлого столетия во Франции и в половине нынешнего чуть ли не во всей Европе? То было время политического угнетения буржуазии, которая при своем развитии встретила препятствия, ставивших ей политические формы абсолютизма или аристократии. Буржуазия, сильная уже тогда своими материальными средствами, нуждалась в помощи чисто физических сил. Фактически от тех же политических условий страдал и рабочий люд, например, подмастерья и мануфактурные рабочие. В массе существовало недовольство, велась ею и политическая борьба, но эта борьба происходила во время замены старых форм производства новыми, все значение и смысл которых были недостаточно ясны даже образованной части общества, тем более неразвитой народной массе. Борьба при таких условиях не могла дать пролетариату ни ясного сознания роковой противоположности его интересов интересам всех других классов, ни тем более того, что основные причины бедствий рабочего класса лежат в основаниях экономического строя современного общества. Между тем значительное угнетение буржуазии вызвало в ней стремление к борьбе за освобождение, сопровождаясь таким ее идеальным подъемом, таким расцветом политических дарований в ее среде, какого ни прежде, ни после этот класс не достигал. Целые массы ораторов, политиков, литераторов и публицистов вышли из ее среды, одушевленные идеями свободы и равенства, в сознании самих пропагандистов мало связанных с материальными интересами буржуазии. Тем не менее это были ее дети, воспитанные на почве политического недовольства и оппозиции, правда, переходившие за пределы, в которых позволял себе фрондировать солидный буржуа, нередко становившийся в открытый антагонизм к представителям умеренности и аккуратности банкирского и промышленного либерализма, но при всем том работавший в пользу одной только буржуазии. Вот эти-то деятели, двинувшиеся в народ со всем жаром не сознающего материальных корней своего идеализма, нашли в незрелой политически и находившейся в состоянии брожения массе благодарную почву. Народ нетрудным оказалось убедить в том, что причина всех его бедствий заключается в политических стеснениях, и тем более легко было это сделать, когда стоявший над ним класс пел в унисон с революционными агитаторами, правда, октавой ниже. Веское слово закрепило в умах рабочих истинность и значение того, что в летучих листках и на сходках говорили ораторы. Но вместе с тем то же веское слово закрепило в его уме идею о связи всех его интересов с интересами предпринимателей. Видя в хозяине своего защитника и покровителя, он вполне предался ему, не подозревая, что только очень маленький путь им придется сделать вместе, что их дороги разойдутся в противоположные стороны. Таким образом, буржуазия стала предводительницей рабочего класса, который под ее руководством разрушил не одну твердыню абсолютизма «божией милостью ». Рабочий класс шел в битву, буржуазия давала программу и после победы учреждала новые основания порядка, причем брала себе львиную долю добычи, заключавшейся в политической власти. Тем не менее и те крупицы свободы, которые перепадали пролетариату после победы, принесли свою долю пользы. Еще больше пользы принесло ему политическое воспитание, которое он приобрел в этой борьбе. Но с этими хорошими сторонами связаны и дурные стороны: до сих пор еще рабочий видит в медоречивом буржуа своего властителя и естественного представителя в политических делах. Содействуя политическому воспитанию рабочего класса, приучая его к политической борьбе, этот исторический период в то же время способствовал ослаблению его политического самосознания как отдельного класса.

История этой эпохи важна для нас как урок и как ценный материал для собственной практики и теоретического обоснования движения. Мы должны вывести из этого, что только масса может завоевать политическую свободу. А если так, то борьбу за освобождение пролетариата нельзя откладывать до того момента, когда буржуазия добьется политической свободы. Будет ли у нас буржуазия добиваться ее или нет, будут ли в ближайшем будущем органические конфликты между правительством и капиталом, — это вопрос, несомненно, важный, но то или другое его решение не должно изменять направления нашей деятельности. Для нас в том и другом случае самое важное, чтобы рабочий класс был сознателен, чтобы он понимал свои интересы, чтобы он не стал прихвостнем буржуазии, если последняя захочет воспользоваться силой рабочей массы как охраной, которую не только бросит потом как ненужную вещь, но и постарается разбить, чтобы она не могла служить против самих победителей. Если действительно наша буржуазия и сумеет стать революционной, то мы не должны дать ей возможность явиться учительницей и руководительницей нашего пролетариата, ибо воспитание, полученное от буржуазии, окупится слишком дорогой ценой потери его классового самосознания. Если буржуазия сама тоже выступит на арену политической борьбы, то тем несомненно лучше: рабочий найдет попутчика по дороге, но только попутчика; если же нет, то он и эту часть предстоящего ему пути пройдет один, как пройдет и весь остальной путь до полного освобождения. И как ничтожна эта первая часть пути перед всей предстоящей ему дорогой!

II

Ввиду вышеизложенного предстоящая нам задача стоит ясно перед нами: мы должны стремиться выработать политическое самосознание в массе рабочих, заинтересовать ее в политической свободе. Но политическое самосознание говорит не только об изменении настоящего политического строя, но и об изменении его в пользу рабочего класса. Следовательно, политическому классовому самосознанию должно предшествовать сознание противоположности интересов. Противоположность же интересов будет сознана тогда, когда в жизни пролетариата появится эта противоположность. Она должна давать себя чувствовать на каждом шагу, постоянно долбить рабочего, давать себя чувствовать во всех мелочах. Но достаточно ли только чувствовать на себе противоположность, чтобы выдвинуть свои интересы на первый план и постоянно иметь их в виду? Жизнь часто опутывает простые и ясные отношения, и нередко представляется возможным объяснить враждебность положения хозяина и рабочих часто побочными обстоятельствами, которые именно и сбивают рабочего с толку.

Например, нет ничего легче, как отуманить рабочего и доказать ему, что уменьшение рабочего дня невозможно. В доказательство приводится и угнетенное состояние ремесла в данной отрасли промышленности; приводится невозможность укорочения рабочего дня из-за конкуренции с другими хозяевами, небольшая прибыль, борьба с магазинами и т. д. Вот эти-то доводы, хотя бы они были неверны или верны только для частного случая, для мало понимающего рабочего даже слишком доказательны. Очевидно, чувствовать и понимать справедливость требований и постоянно и настойчиво их выдвигать — далеко не одно и то же. Но чтобы разного рода уловки и хитрости не отклонили рабочих от их справедливых требований, необходимо выдвигать эти требования постоянно, и не только по крупным вопросам, но, — что особенно важно как подготовительная работа, и по вопросам, с виду самым ничтожным. В требованиях мелких хозяин не так отуманит рабочих, потому что возможность удовлетворить мелкие требования очевидна для всякого, она зависит только от данного хозяина, и неудовлетворение требования легко объясняется рабочим лишь только нежеланием самого фабриканта, и таким путем отчасти выясняется и противоположность интересов его и хозяина. При этом мелкие требования, без особенной настойчивости в борьбе за них, легче могут иметь успех, а это приносит с собой веру в свои силы, научает рабочего практическим приемам борьбы, подготовляет и выдвигает единичные личности, которые до того терялись в массе, дает и другим рабочим пример того, как успешно бороться с хозяевами. При борьбе даже за мелкие требования рабочие должны поневоле соединяться вместе, убеждаясь на практике в необходимости и возможности объединения. Эта практика много больше значит в воспитании массы, она много убедительнее, чем книжки, говорящие о том же. В борьбе обостряются отношения сторон, и хозяин является в истинном своем виде, только тогда он сбрасывает свою маску отца-благодетеля и проявляет свои задушевные мысли и стремления. В этой борьбе рабочий может ясно различить своих друзей и врагов, может заметить солидарность всех хозяев, всей буржуазии вообще — крупной и мелкой — против него, рабочего. На почве возбуждения, вызываемого борьбою, рабочий более восприимчив к принятию таких идей, которые раньше ему самому показались бы бреднями.

Эта борьба за мелкие требования, вызываемая частными причинами эксплуатации одного или нескольких хозяев, ограниченная ареной одной или немногих мастерских или фабрик, борьба, которая в большинстве случаев удерживается в рамках борьбы только самым непосредственным эксплуататором, не поддерживаемом администрацией, должна служить для русского пролетариата, еще не искусившегося в классовой борьбе, как бы первоначальной школой; в ней он воспитается, окрепнет, из нее выйдет подготовленным к борьбе за более важные требования, без соединения рабочих нескольких фабрик или целого ремесла.

Первый фазис борьбы за мелкие требования, к которым рабочего толкают легко понимаемый расчет, без труда объяснимая эксплуатация хозяина, требует от рабочих известной степени энергии и единодушия. Во втором фазисе, когда придется иметь дело с целым буржуазным классом, к которому немедленно поспешит на помощь правительство, потребуется уже гораздо большая степень выдержки, солидарности и смелости; мало того, потребуется и известная степень сознания, умения связать свои интересы с интересами других рабочих той же отрасли производства, иногда даже другой, и такое сознание может выработаться только тогда, когда собственным опытом рабочий придет к выводу о невозможности успеха при частной борьбе за интересы рабочих отдельных фабрик. Именно борьба с отдельными хозяевами и выработает в рабочем классе ту степень стойкости и выдержки, объединенности, чувства независимости и классовой самоуверенности, которая понадобится ему тогда, когда перед ним встанет необходимость классовой борьбы в собственном смысле слова. По мере вступления в эту фазу рабочее движение станет мало-помалу принимать политическую окраску. Действительно, поскольку рабочие выдвигают то или иное требование значительного изменения в существующих на данной фабрике или в целой отрасли промышленности порядках, постольку они вступают в такую борьбу, при которой ими станет выясняться отношение к ним не только одного, не только нескольких хозяев, но и всех высших классов и правительства. В сознании всей правоты своего требования рабочие сначала держатся спокойно, уверенные в том, что все должны быть на их стороне, все должны им сочувствовать. Ведь все это так просто, требования их так ясны, притеснения так несправедливы! Они отправляют депутацию к фабричному инспектору. Он наверное им поможет, ведь он их защитник, он знает все законы, а законы, наверное, говорят в их пользу. …Точно ушатом холодной воды обливает их инспектор… В законах ничего об этом нет; фабрикант стоит на вполне законной почве, ничего не могу сделать… Дверь закрывается перед носом …Как! чтобы законы за нас не заступились! Быть этого не может, чтобы нас не защищал наш батюшка! Инспектор подкуплен фабрикантом, он врет, нахально врет! ...Рабочие пробуют другие пути, — везде отказ, кое-где с угрозой, которая скоро принимает реальные формы — в помощь фабрикантам посылаются войска. Рабочие получают первый урок политической науки, гласящей, что право на стороне сильного, что против организованной силы капитала должна выступить организованная же сила труда. Расширяясь по мере своего развития, охватывая целые производства вместо отдельных фабрик, движение с каждым шагом все чаще сталкивается с государственной властью, уроки политической мудрости становятся все чаще, и с каждым разом их строгая мораль все глубже запечатлевается в умах рабочих, вырабатывается классовое самосознание, понимание того, что все, к чему стремится народ, может быть достигнуто только через этот же народ. Подготовляется почва для политической агитации. Эта агитация застает теперь класс, организованный самой жизнью, с сильно развитым классовым эгоизмом, с сознанием общности интересов всех трудящихся и их противоположности интересам всех других. Тогда изменение политического строя только вопрос времени. Одна искра — и накопленный горючий материал даст взрыв.

Таким образом, задачей социал-демократов является постоянная агитация среди фабричных рабочих на почве существующих мелких нужд и требований. Вызванная такой агитацией борьба приучит рабочих отстаивать свои интересы, поднимет их мужество, даст им уверенность в своих силах, сознание необходимости единения и в конце концов поставит перед ними более важные вопросы, требующие разрешения. Подготовленный таким образом к более серьезной борьбе, рабочий класс приступает к решению этих насущных вопросов, и агитация на почве этих вопросов должна иметь целью выработку классового самосознания. Классовая борьба в этом, более сознательном виде, создает почву для политической агитации, целью которой будет изменение существующих политических условий в пользу рабочего класса. Дальнейшая программа социал-демократов ясна сама собою.

III

Исходя из того, что стать действительно народной партией социал-демократия может только тогда, когда она программу своей деятельности построит на действительно ощущаемых рабочим классом нуждах, и что для достижения этой цели — организации рабочего класса — она должна начать с агитации на почве самых насущных, наиболее рабочему классу ясных и наиболее достижимых мелких требований, мы приходим к новой постановке вопроса о том, какого рода личности мы должны стараться создавать из рабочих, предназначаемых в руководители движения. Чтобы выставить самое мелкое требование, которое могло бы объединить рабочих в борьбе, надо понимать, какое требование при данных условиях легче всего окажет на рабочих хорошее влияние, надо удачно выбрать момент для начала борьбы, надо знать, какие приемы борьбы при данных условиях места и времени наиболее целесообразны. Такого рода сведения требуют от агитатора постоянных сношений с массой рабочих, требуют, чтобы он постоянно интересовался и следил за ходом данной отрасли промышленности. В каждой фабрике найдется много прижимок, рабочего может интересовать много мелочей: угадать наиболее наболевшее место в жизни рабочих, угадать момент, когда выдвинуть данное требование, знать заранее все возможные осложнения — вот реальное дело для активного агитатора. Подобного рода сведения могут быть даны только жизнью, теория может и должна лишь осветить ему их. Постоянно тереться в массе, прислушиваться, попадать в надлежащую точку, схватить биение пульса толпы — к этому должен стремиться агитатор. Знание условий жизни, знание чувств массы дадут ему главным образом влияние на массу; они дадут ему умение всегда найтись при всяких обстоятельствах, они выдвинут его из толпы и сделают естественным ее руководителем. Разумеется, социал-демократические взгляды агитатора будут обусловливать тот из путей, по которому он сочтет нужным вести толпу, не поступаясь своими убеждениями. Он обязан всеми силами стремиться к выяснению массы выгод и неудобств каждого из предлагаемых ей средств, к предохранению ее от всяких ошибок, могущих вредить делу развития в ней самосознания. Далее, он должен идти всегда шагом дальше, чем пойдет масса, он должен осветить в ее глазах ее борьбу, объяснив ее значение с более общей точки зрения противоположности интересов, должен, таким образом, расширить горизонт масс.

Но в то же время агитатор сам не должен упускать из вида конечной цели, должен быть настолько теоретически подготовленным, чтобы ни при каких неудачах не терять из виду той связи, которая существует между данным его шагом и конечной целью. Для этого, однако, недостаточно одной теоретической подготовки. Последняя должна постоянно подкрепляться практической работой. Только такой постоянной проверкой, только постоянно применяя к делу узнаваемое и усваиваемое в теории, агитатор может сказать, что понял и усвоил теорию. В свою очередь, практическая деятельность покажет, какие вопросы необходимо обосновать глубже, и подобным дополнением человек сумеет удостовериться в основательности самой теории и в приложимости ее к данным условиям.

Поэтому-то мы и не признаем ни одной из крайностей: ни оторваться от практической почвы и только учиться, ни агитировать в мас се, не занимаясь в то же время и теоретически. Лишь параллельная деятельность, восполнение одного другим, дает действительную подготовку и вырабатывает прямые убеждения. Между тем какой характер носили и носят приемы пропаганды в большинстве социал-демократических кружков? У отдельных личностей вырабатывались теоретической подготовкой соответствующие убеждения, которые эти личности старались передавать дальше. Но цельное мировоззрение, да еще мировоззрение научного социализма, может быть воспринимаемо далеко не всяким, и лишь на известной ступени развития промышленности пропаганда научного социализма находит массу адептов; и в таком случае эта масса подготовляется долгой и упорной борьбой. Поэтому выбирались наиболее способные рабочие, которых собирали в кружки, передавали им мало-помалу социал-демократические взгляды, насколько это было доступно самим руководителям, а затем материал для окончательной отделки отсылается к интеллигенту.

Что же являлось результатом такого рода пропаганды? Лучшие, способнейшие люди получали теоретические сведения, которые самым внешним образом связывались с реальной жизнью, с условиями, в которых жили эти личности. Стремление рабочего к знанию, к выходу из темноты эксплуатировалось для того, чтобы приобщить его к выводам и обобщениям научного социализма: последний брался как нечто обязательное, постоянное и для всех одинаковое. Вот почему большинство спропагандированных рабочих при всем их увлечении научным социализмом носили все черты, характеризовавшие в свое время социалистов-утопистов, — все, кроме одной: последние были убеждены во всемогущей силе проповеди нового евангелия и верили, что только от их собственных усилий зависит привлечение на их сторону всей народной массы, между тем как наши социал-демократы-утописты отлично знают, что отсталое состояние русской промышленности указывает всякому социалистическому движению узкие пределы, и эта уверенность отнимает у них всякую энергию в деле пропаганды и заставляет ограничивать свою деятельность узким кругом более развитых единиц. Наши спропагандированные рабочие гораздо лучше знают и понимают условия деятельности западной социал-демократии, чем условия своей собственной деятельности.

Научный социализм, явившийся на Запад в теоретическом выражением рабочего движения, у нас превращается в абстрактную теорию, не желающую спуститься с заоблачных высот научного обобщения.

Но мало того, что при такой постановке дела социализм вырождается в секту, практиковавшаяся система пропаганды имела еще и другие, более вредные последствия. С одной стороны, при этой системе пропаганды масса оставалась совершенно в стороне, на нее смотрели как на материал, из которого надо черпать, и черпать по возможности больше. Это черпанье роковым образом ослабило интеллектуальные силы массы, лучшие элементы отнимались у нее, и она лишалась таких людей, которые и без всякого сознания, по своему умственному и нравственному превосходству, служили ей прежде и могли служить вожаками и передовыми бойцами в чисто стихийной борьбе ее за существование. С другой стороны, эти лучшие элементы пролетариата образовали особую группу людей со всеми признаками, характеризующими нашу революционную интеллигенцию, обреченную на вечно кружковую жизнь и деятельность, с неизбежно вытекающими отсюда результатами. Убедившись в том, что дальнейшее выуживание единиц из массы становится все труднее (а такой момент должен непременно наступить), рабочие интеллигенты становятся в тупик, задумываются над причинами затруднения и естественно склоняются или к мысли, что виной неуспеха их деятельности является недостаточная степень их собственного развития, или же к убеждению, что у нас еще не созрели условия рабочего движения. В первом случае они заключают, что надо учиться и учиться, и потом уже идти передавать свои взгляды массе; во втором — они, если не кончат полным разочарованием, примирением с действительностью, все крепче замыкаются в свои кружки, занимаются самоусовершенствованием вплоть до минуты, когда само собою, без их содействия, имеющее наступить поднятие культурного уровня массы сделает ее способной понимать их проповедь. В том и другом случае подобные результаты пропаганды являются несомненным минусом в деле поднятия классового самосознания русского пролетариата. Чем более будут в умственном и нравственном отношении совершенствоваться рабочие-социалисты, тем более они будут удаляться от массы, тем более действительность будет уходить из-под их ног, и в решительный момент, когда то или иное событие приведет в движение рабочую массу, она и рабочие-социалисты будут стоять чуждыми друг другу и даже враждебными друг другу. Трудно предвидеть, к чему это может повести, но история Европы показывает, что при таком положении вещей, когда назреют условия для движения рабочей массы, а истинные представители ее интересов окажутся ей чуждыми, она найдет себе других вождей — не теоретиков, а практиков, которые поведут ее в ущерб делу ее классового развития. Для социал-демократа такая перспектива не может не представляться весьма опасной. Пропаганда среди рабочих для того только, чтобы вербовать социализму новых единичных приверженцев, нисколько не отличается от пропаганды среди интеллигенции для той же цели; впрочем, как выше показано, подобная пропаганда имеет и прямо вредную сторону — она ослабляет интеллектуальные силы массы. Создавая рабочую социалистическую интеллигенцию, оторванную от массы, мы вредим делу развития пролетариата, вредим своему собственному делу.

Иные результаты должны получиться при системе соединения пропаганды с агитацией, соединения теории с практикой. Постоянное соединение развитых единиц с массой, единение на почве смутно шевелящихся в понимании массы и разъясняемых ей развитым агитатором вопросов, такое единение свяжет массу с агитатором, сделает его ее естественным руководителем. В то же время каждый достигнутый путем такого союза единиц и масс успех поднимет дремлющие силы массы, поднимет ее дух, возбудит в ней новые, прежде казавшиеся ей чуждыми потребности, возвысит, таким образом, ее культурный уровень и, следовательно, еще более приблизит ее к агитатору. Постоянная борьба возбудит в ней работу мысли; мало того, та же борьба выдвинет из массы новые единицы, которые могут стать объектом той же рациональной пропаганды и которые без того остались бы затертыми в массе. Последнее особенно верно: тогда как при пассивном состоянии массы контингент лиц, из которых можно создавать социалистов, ограничен довольно узкими пределами, при активном движении само это движение постоянно будет пополнять места выбывающих из строя передовых бойцов. Дело агитатора — постараться, чтобы в голове рабочего зародились новые мысли, чтобы он в более ясном свете понимал отношения хозяина к себе. Возбуждение, вечная неудовлетворенность, вечное стремление к улучшению своего положения и борьба за это улучшение, в то же время широкое понимание уже достиг нутых побед — к этому должен вести массу агитатор.

При кружковой пропаганде были необходимы большие жертвы для достижения ничтожных результатов. При системе работы в массе число жертв сравнительно с достигаемым результатом уменьшается, и чем больше движение будет идти вширь и вглубь, тем труднее будет справляться с ним, тем труднее вырывать с корнем социалистические элементы. Лучший пример — Польша: стачки начинают получать в ней официальное признание, правительство не решается применить к участникам существующие законы. Это доказывает, что прямое движение может сделать недействительными все препоны, поставленные на его пути законом. Но для этого движение должно иметь корни в почве. Тот не социал-демократ, кто своей деятельностью не содействует росту классового сознания и революционных требований пролетариата.

Между тем содействовать тому или другому можно только, взявшись непосредственно за возбуждение в массе движения на экономической почве, и каждый шаг в этом направлении, сокращая остающийся путь, в то же время будет облегчать дальнейшее движение, будет устранять одно за другим те препятствия, которые теперь кажутся неустранимыми и которые мешают даже кружковой, культурной в сущности работе и которые для последней действительно неустранимы. Ввиду всего этого мы признаем необходимым для социал-демократических кружков перейти к указанной нами в главных чертах программе или перестать думать, что их деятельность делу развития пролетариата полезнее деятельности, напр., Комитета грамотности. Опыт, имеющийся у таких кружков, и сведения рабочих, которых им удалось спропагандировать, сделают возможным более или менее рационально начать борьбу на новых основаниях. Интеллигенты и рабочие должны постоянно обсуждать, что в данной отрасли производства в данный момент должно быть выставлено как предмет агитации, принимая за исходной пункт самые насущные нужды рабочих. Далее будут выясняться те средства, которыми легче всего начать борьбу (агитация, стачка, петиция инспектору и т. п.). Затем задачей интеллигенции должна быть выработка агитационной литературы, приспособленной к условиям жизни данной отрасли производства или данного промышленного центра, литературы, которая говорила бы рабочему о его нуждах и служила бы соответствующим дополнением к устной агитации. Наконец, интеллигенты должны стремиться придать своим занятиям с рабочими более практический характер, так, чтобы для рабочего получаемое им при занятиях знание служило для расширения его горизонта, а не отрывало его сразу от конкретной почвы в область совершенно абстрактных научных положений. В том же направлении должна создаваться и пропагандиционная литература.

Остается сказать несколько слов о том, какими пределами должна ограничиваться деятельность социал-демократов. Существует мнение, что только наиболее развитые фабричные центры могут дать почву для агитационной деятельности. И в самом деле, в ремесленной и кустарной промышленности разрозненные и разобщенные рабочие труднее могут объединиться на почве сознательных общих интересов, да и самая общность этих интересов не так легко может быть сознана, равно как и противоположность интересов работодателя и работника. Этому способствует отсутствие глубокого различия в положении мастера и рабочего. Кроме того, рабочий сравнительно легко может стать хозяином или самостоятельным производителем, вследствие чего рабочий смотрит на свое положение, как на временное и согласен приносить некоторые жертвы. Но можно ли вывести отсюда, что борьба совершенно невозможна? Опять-таки нет! Ремесленное и кустарное производство, именно как мелкое, дает некоторые преимущества в борьбе.

Профессиональные рабочие культурно более развиты, чем непрофессиональные, они более редки и нелегко могут быть заменены другими; при возможности легко открывать мастерские рабочие меньше теряют в случае отказа от работы и т. д. Наконец, большое количество мелких мастерских в одной области облегчает возможность перехода от одного хозяина к другому. Следовательно, если, с одной стороны, мелкое ремесло мешает развитию активной борьбы, то, с другой, это же ремесло помогает ведению борьбы.

Если в крупных центрах сама жизнь выдвигает рабочих на борьбу с капиталистом и роль агитатора лишь указывать путь, то в мелком ремесле агитатору в гораздо большей мере приходится еще только будить рабочих. Зато, раз только движение начнется, оно имеет некоторые шансы на успех. Спрашивается, необходимо ли это? Существует мнение, что следует подождать, пока ремесла фактически не перейдут в крупную промышленность, и тогда начать агитацию, а до тех пор довольствоваться пропагандой, направленной на выработку отдельных рабочих-социалистов. Но, не говоря о том, что подлежит сомнению, следует ли вообще стремиться к созданию оторванной от массы рабочей интеллигенции, против предлагаемой тактики можно выставить возражения и другого рода. Дело в том, что ремесло не переходит в отрасль крупной промышленности внезапным скачком: переход совершается очень медленно, и подчас весьма нелегко определить, превратилось ли данное ремесло или кустарное производство в мануфактуру, или же нет. В процессе перехода больше всего страдают рабочие вследствие своей неподготовленности. Рабочие захватываются железными тисками крупного производства исподволь, и беда им, если в этом процессе они участвуют только пассивно. Страшные страдания, материальная необеспеченность, безработица, постоянное уменьшение заработка, почти вырождение — вот что происходит изо дня в день, если рабочие сами не замечают своего движения по наклонной плоскости уменьшения платы и увеличения необеспеченности, если они собственными силами не борются для завоевания лучших условий жизни. Беда рабочим, если взамен теряемых ими на каждом шагу преимуществ профессионального труда они не приобретут другого оружия — сознания своих интересов, понимания необходимости сплоченно держаться друг за друга для успешной борьбы. Правда, агитация при таких обстоятельствах гораздо труднее вследствие надвигающейся страшной силы, раздавливающей рабочих, но зато она тем важнее, что предотвращает самые острые бедствия и тем дает шансы на более плодотворную борьбу с новыми условиями, когда последние установятся. Мы счастливы тем, что живем в такую эпоху, когда процесс движения так ясен, что мы можем предвидеть его дальнейшие стадии.

Знать этот процесс и не пользоваться знанием — значило бы совершить крупную историческую ошибку. К тому же ошибочна мысль о возможности сильного рабочего движения в нескольких центрах. При легкой подвижности рабочих провинциальные рабочие, переводимые в ряды безработных первыми шагами капитализма, смогут сыграть по отношению к организованным рабочим крупных центров роль эмигрантов из менее культурной страны; таким образом, оставлять в пренебрежении рабочих мелкой промышленности — значит затруднять дело организации борьбы крупных рабочих центров. Отсюда следует, что лишь повсеместная агитация может принести плодотворные результаты. По отношению к не объединенной еще промышленным капиталом массе мы должны стремиться к тому, чтобы капитализм, при своем завоевании одной отрасли производства за другой, оставил бы за собой не одни развалины, чтобы немедленно за его плечами поднимались ряды организованной рабочей армии, чтобы лишенные своих профессиональных качеств и обращенные в чернорабочих пролетарии сумели противопоставить эксплуатации силу организации, силу классового самосознания.

ГА РФ. Ф. 1741. Оп. 2. Д. 624. Брошюра. Женева: Типография «Союза русских социал-демократов», 1896.

Ссылки

• 1. ↑ Документ, известный как брошюра «Об агитации», был написан руководителем Виленской социал-демократической группы А. И. Кремером и отредактирован Ю. О. Мартовым. Кроме того, Мартов, по его словам, «прибавил две, кажется, вводные страницы». В литературе документ датируется по-разному, без обоснования указываемых дат: поздней осенью 1894 г. (Первый съезд РСДРП. Март 1898 года. Документы и материалы. М., 1958. С. 324), 1895 г. (Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 года. Энциклопедия. М., 1994. С. 480) и др. Согласно воспоминаниям членов Виленской группы С. Н. Гожанского и И. Л. Айзенштадта (1907 г.), Кремер работал над текстом в конце 1893 — начале 1894 г., к Мартову группа обратилась не ранее 1894 г. (РГАСПИ. Ф. 271. Оп. 1. Д. 310. Л. 6–8; Д. 11. Л. 1; Мартов Ю. О. Запискисоциал-демократа. М., 2004. С. 149–156). Московский социал-демократ С. И. Мицкевич дважды приезжал в 1894 г. в Вильну за нелегальной литературой и встречался с Кремером. В первый раз, в конце января, Кремер рассказал Мицкевичу о сопротивлении членов кружков переходу к агитации среди более широкого круга рабочих на родном языке; второй раз, 16–17 апреля, Кремер передал ему тетрадь с рукописным текстом «Об агитации» (Мицкевич С. И. Революционная Москва: 1888–1905. М., 1940.С. 159–161, 178–184). Таким образом, работа над рукописью была завершена между февралем и апрелем 1894 г. В других районах России текст документа распространялся в рукописном и гектографированном виде, иногда под названием «Виленская программа». В Петербург рукопись привез в октябре 1894 г. Мартов, она встретила «очень хороший прием». Несколько переписанных экземпляров разослали в другие города московские социал-демократы. Типографски брошюру «Об агитации» впервыеиздал в Цюрихе «Союз русских социал-демократов» в начале 1897 г. (на обложке был указан июнь 1896 г.), с предисловием и послесловием П. Б. Аксельрода, отметившего, что брошюра является уже «своего рода историческим документом». Руководство Бунда дало ретроспективную оценку брошюры в своем докладе Парижскому конгрессу II Интернационала 1900 г. и в решениях IV съезда Бунда 1901 г. (см. док. No 7, 9). Брошюра уловила объективную необходимость перемен в тактике социал-демократии, а именно перехода от политической пропаганды в относительно узких по составу рабочих кружках к широкой агитации в рабочем движении, ставшем к середине 1890-х гг. массовым. «Виленская тактика» обсуждалась на собраниях социал-демократических кружков Петербурга, Москвы и некоторых других городов и использовалась в организации нелегальной работы. Руководитель одного из таких кружков В. И. Ленин отмечал позднее, что социал-демократы первой половины 1890-х гг., занимаясь экономической агитацией, вполне считались с «действительно полезными указаниями тогда еще рукописной брошюры “Об агитации” (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 31). При этом кружковая пропаганда, изучение в кружках социалистической, революционной литературы не прекращались, существуя параллельно с массовой агитацией на предприятиях. Тактические выводы в брошюре были сделаны на основании анализа выступлений рабочих Западного региона России с экономическими требованиями на почве повседневных нужд, слабо затрагивая политические и гражданские задачи. На эту односторонность брошюры обращали внимание П. Б. Аксельрод в указанном послесловии 1897 г., Г. В. Плеханов (статья «Еще раз социализм и политическая борьба» — журнал «Заря». 1901. Апрель. No 1.), а затем и Мартов в «Истории российской социал-демократии» (См.: Мартов Ю. О. Избранное. М., 2000. С. 24).