Глобачев К.И. Правда о русской революции : воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения. Часть II. Глава IV. Устройство личных дел. – Зачисление в резерв чинов штаба Петроградского военного округа. – Углубление революции. – А...
Глава IV
Устройство личных дел. - Зачисление в резерв чинов штаба Петроградского военного округа. - Углубление революции. - Анархия. - Наружный вид Петрограда. - Большевики. - Настроения обывателя. - Саботаж. - Штаб округа. - Ликвидация резерва. - Действия центральной власти. - Учреждение Чека. - Первоначальная система работы. - Офицерство. Контрреволюционные восстания. - Убийство Урицкого. - Повальные обыски и аресты. - Тяга на Юг России и Украину. - Мое бегство в Киев.
Первым делом было устроить свои личные дела, на что пришлось потратить недели две. От бывшей моей квартиры ничего не осталось. Все вещи, до самых мелочей, были разграблены и разворованы, а чего нельзя было унести из-за громоздкости, то было разбито, испорчено, изгажено и обращено было в пользу караула, занимавшего мою бывшую квартиру. Пришлось устраиваться кое-как заново.
Ввиду того, что я никакими приказами Временного правительства увольняем со службы не был, я зачислился в резерв штаба Петроградского военного округа, где мне пришлось пробыть до декабря 1917 г., когда весь резерв большевиками был упразднен и все чины его за переходом предельного возраста (по точному выражению приказа) были уволены от военной службы.
Жалкое зрелище представлял из себя некогда блестящий и строгий штаб Петроградского военного округа. Личный состав служащих, особенно писарей и мелких чиновников, обнаглел до последней степени. Порядка и дисциплины никакой; каждый, кто хотел, особенно из солдат или лиц гражданских, входил куда угодно без доклада, лазил в шкафы, рассматривал даже самую секретную переписку - без малейшего сопротивления чинов штаба. Генералы и штаб-офицеры третировались писарями без стеснения. Особенно одиозное отношение было к чинам резерва из бывших жандармских и полицейских офицеров. Начальство штаба и сам начальник штаба генерал Багратуни были всецело в руках различных депутатов от разных совдепов и не могли проявить не только инициативы, но даже отдать приказания в пределах предоставленной им законом власти. Ежедневно в штаб толкались сотни народа, из которых значительная часть не имела никакого отношения к военному сословию; это были большей частью какие-то авантюристы, ораторы и агитаторы. Штаб сплошь [и] рядом представлял из себя митинговый клуб. У каждого из высших начальников в кабинете сидел ассистент - солдат-депутат из совдепа.
Численность чинов резерва при штабе была до 5000 человек, абсолютно ничего не делающих, но получающих содержание. Такая значительная цифра резерва объяснялась разложением фронта и бегством командного состава в тыл. Временное правительство что-то хотело сделать, чтобы избавиться от этого нароста не только в Петрограде, но и в других тыловых военных округах, но так ничего в этом отношении и не придумало.
В это время я ничем не занимался и только со стороны наблюдал за настроением населения и той работой, которую вели большевики, чтобы окончательно свалить неспособное к управлению страной правительство Керенского.
Лозунг, провозглашенный Керенским, - «углублять революцию» - как нельзя больше способствовал этому, и результаты углубления революции сказались очень скоро налицо. Правительство окончательно разложило весь административный аппарат и армию, не создав ровно ничего взамен, а в то же время большевики работали с необыкновенной энергией, открывая подонкам населения новые перспективы свобод, то есть полную безответственность в проявлении грабительских инстинктов и заманчивых обещаний принять участие в управлении страной. Работа эта облегчалась большевикам тем, что они были вкраплены во все правительственные учреждения, а главным образом имели большинство в Совете рабочих и солдатских депутатов - учреждении, висевшем тяжелым камнем на шее Временного правительства. Идейные главари большевизма, которые после июльского выступления были освобождены Керенским из тюрем, ибо ему не позволяла его социалистическая совесть содержать под стражей братьев по духу, скрылись в подполье и руководили оттуда всей подготовкой Октябрьского переворота.
Весь сентябрь и октябрь, в сущности, в Петрограде царила анархия. Уголовщина увеличилась до невозможных размеров. Ежедневно наблюдались грабежи и убийства, не только ночью, но и среди бела дня. Обыватель не мог быть спокоен за безопасность своей жизни. Население, видя, что помощи от существующей номинально власти ожидать нельзя, стало организовываться само. Образовались домовые охраны или обороны на случай нападения на дома грабителей. В каждом доме на ночь выставлялись вооруженные посты. Но и это не помогало, так как грабежи не уменьшались. Внешний вид города был ужасный: Невский проспект представлял из себя грязное огромное торжище; торговал кто чем хотел. Главным образом улицы были заполнены торгующими и жующими семечки солдатами. Все красивые здания памятники, дворцы - были залеплены плакатами и афишами. Улицы не чистились месяцами. Если ко всему этому прибавить постоянные ружейные выстрелы, раздающиеся то здесь, то там, и пугливо шарахающиеся толпы митингующего на улицах народа, то это будет правдивая картина Петрограда того времени.
Был один момент у обывателя: надежда избавиться от грядущего наступления большевизма - это выступление Корнилова [1] . Все думали, что Керенский поймет опасность, грозящую стране, и пойдет рука об руку с Корниловым против большевиков, но надежда эта не осуществилась. Керенский предал Корнилова и тем самым ускорил как гибель России, так и собственное падение.
24 октября по старому стилю свершился переворот. Правительство Керенского пало; власть взяла в руки партия большевиков под наименованием рабоче-крестьянского правительства.
Я не буду описывать подробностей свершившегося переворота, так как мог его наблюдать только со стороны, но скажу только, что он произошел легче и безболезненнее, чем Февральский. Один день, и дело было, в сущности, кончено. Для меня лично в то время, по существу, решительно все равно было, правит ли Россией Керенский или Ленин. Но если рассматривать этот вопрос с точки зрения обывательской, то я должен сказать, что на первых порах новый режим принес обывателю значительное облегчение, которое заключалось в том, что новая власть своими решительными действиями против грабителей поставила в более сносные условия жизнь и имущество обывателя. Но, должен оговориться, это было только на первых порах, пока еще не разгорелась сильная борьба нового правительства с саботажем буржуазии, вызванным Партией социалистов-революционеров и кадетов.
Русский народ (и даже интеллигентная его часть) до революции совершенно не разбиралась в целях и задачах социалистических партий; можно сказать, что русский народ в общей своей массе был совершенно политически не образован. Как он не знал Керенских, Черновых, Авксентьевых и др., так он не знал и Лениных, Троцких, Нахамкесов и пр., и казалось, что ему совершенно безразлично, кто будет править Россией после монарха - Керенский или Ленин. Поэтому он должен бы был отнестись к Октябрьскому перевороту так же, как и к Февральскому, то есть подчиниться свершившемуся факту, тем более что в первые дни захвата власти большевики сделали меньше ломки в области управления и общественном укладе жизни, чем то было сделано Временным правительством. Почему же несмотря на то, что после Октябрьского переворота обыватель как бы вздохнул после кошмарного последнего периода правления Керенского, со стороны того же самого обывателя выявилось такое оппозиционное отношение к новой власти Ленина, особенно со стороны интеллигенции и чиновничества? Да потому, что народ, и особенно интеллигентная его часть, были втянуты в сферу партийной борьбы социалистов-революционеров и кадетов с большевиками. Временное правительство было с самых первых дней своего существования под постоянной угрозой большевистского удара и, не имея ни воли, ни желания ликвидировать эту опасность самыми решительными мерами, только раздувало ее в общественном мнении, запугивая общество на словах и в печати, как это делают няньки с маленькими детьми, пугая их всевозможными страхами и чертовщиной. После неудачного июльского выступления большевиков и предательства Керенским Корнилова несознательный обыватель уже считал большевиков чем-то неотразимо ужасным. Вот почему после Октябрьского переворота чиновник, интеллигент и даже известная категория рабочих охотно пошли на саботаж новой власти, подстрекаемые агитацией и посулами партий социалистов-революционеров и кадетов.
Новая власть на первых порах благодаря этому была поставлена в весьма тяжелые условия. Поставив на все ответственные места во всех учреждениях своих комиссаров, она сразу лишилась массы чиновников и служащих, благодаря чему правительственные учреждения, особенно центральные, перестали правильно функционировать. Большевикам пришлось брать на службу кого попало, без всяких специальных знаний и опыта, лишь бы административный аппарат кое-как действовал. Центральный орган новой власти издавал декрет за декретом, но проводить их в жизнь было чрезвычайно трудно из-за расстройства исполнительного аппарата и саботажа личного состава.
Партия социалистов-революционеров, руководившая главным образом этой забастовкой и саботажем служащего элемента, нанесла сильный удар по советской власти. Ею были организованы особые комитеты, руководившие действиями забастовщиков и поддерживавшие их материально. Социалисты-революционеры полагали покончить таким образом с новой властью в два-три месяца. Но оказалось, что это не так легко. Удар, нанесенный большевикам, вызвал с их стороны сильный отпор в виде ряда репрессивных мер, с чего и началась ожесточенная партийная борьба, в орбиту которой были втянуты и непартийные элементы, главным образом офицерство. Народ относился к этому безучастно и если принимал участие в дальнейших перипетиях гражданской войны на той или другой стороне, то только по принуждению.
У саботажных и забастовочных комитетов для поддержки бастующих-чиновников хватило денег лишь только на полтора месяца, после чего они были брошены на произвол судьбы, и многие из них принуждены были вновь проситься на службу к той власти, которую они бойкотировали.
В штабе Петроградского военного округа на первых порах не произошло каких-либо крупных изменений; правда, начальник штаба и высшие чины исчезли и были заменены большевиками, но низшие служащие остались все на своих местах. Отношение этих последних к чинам резерва и публике как-то резко изменилось: все стали необыкновенно вежливы, ровны в отношении всех и даже, скажу, справедливы. Видно было, что перемена в верхах их сильно пришибла и запугала. Со стороны нового высшего начальства заметно было полное недоверие ко всем кадровым офицерам, причем никакого различия между полицией, жандармами, гвардией, армией, не делалось, и даже скажу, что строевое офицерство пользовалось менее всего доверием в глазах большевиков. В ноябре уже началась Гражданская война на Юге России, и офицерство, оставшееся вследствие полного разложения фронта не у дел, потерявшее благодаря большевистским декретам все свои права, естественно тянуло на Юг к Корнилову, где офицерское достоинство и звание уважалось.
С чинами резерва большевики покончили очень скоро. Сначала все чины резерва были лишены содержания и оставлены только на солдатском пайке, а в декабре резерв был расформирован, причем все чины его были уволены совершенно от службы и обращены в обыкновенных граждан Советской республики.
С этого времени и почти до сентября 1918 г., когда мне пришлось бежать из Петрограда на Украину, я уже никакого отношения ни к одному правительственному учреждению не имел и был простым зрителем того, что происходило. Я не буду описывать того, что каждому известно, из процесса разрушительной работы большевиков во всех отраслях управления и укладе общественной жизни, но я поделюсь с читателем моими взглядами на некоторые события в процессе этой разрушительной работы.
Советская власть, как я говорил уже, приняла бразды правления от социалистов при весьма тяжелых условиях. Бандитизм, налеты, грабеж среди дня, обычные явления того времени, даже при власти большевиков были недопустимы, если это не делалось во имя правящей партии. Между тем многое творилось под флагом разных тайных политических организаций, еще более крайнего направления, нежели стоящая у власти партия большевиков. Особенно развили в это время свою боевую работу группы анархистов-коммунистов. И вот Ленин прибегает к весьма разумному шагу с точки зрения партийной эволюции, он объявляет партию социал-демократов большевиков партией коммунистов, а советскую власть коммунистической. Акт, казалось бы, мало значащий с точки зрения обывательской, но приведший к весьма благим результатам. Этим актом Ленин поглотил все анархо-коммунистические группы и парализовал пропаганду более крайних политических течений, ибо левее некуда было идти. И действительно, с этого времени анархические группы как политические организации исчезают. А между тем, если б за год перед тем кто-либо из партии большевиков заикнулся бы о коммуне, Ленин его объявил бы чуть ли не изменником и ренегатом. Оградив себя таким образом слева, нужно было поставить барьеры и справа, то есть поразить своего самого страшного врага - эсеров и кадетов, которые еще были очень сильны: поднимали то здесь, то там восстания, стараясь вернуть себе потерянную власть. С монархическими организациями большевики почти не считались, так как они были малочисленны и действовали пассивно, так сказать, платонически. Так вот, для парализации этой опасности справа учреждается Всероссийская чрезвычайная комиссия (ВЧК). Регламентирована она была как государственный аппарат для борьбы с контрреволюцией и спекуляцией, то есть розыскной политически-уголовный орган, вылившийся впоследствии в карательно-судебный орган и даже просто в застенок. Все провинциальные отделы этого центрального органа имели те же задачи, получали директивы и инструкции из центра и именовались Чека. На первых порах своего создания Чека как розыскные органы были весьма неудовлетворительны, так как, с одной стороны, личный состав их был случайный, из малонадежного элемента, без специальных знаний и опыта, а с другой стороны, техника работы весьма хромала. Вся работа держалась на системе подкупов из противного лагеря, предательстве и самой грубой провокации. И все-таки, несмотря на все это, результаты работы Чека оправдывали их существование. Заговоры и попытки к восстаниям раскрывались один за другим и ликвидировались. Советское правительство тратило на эту борьбу деньги не считая. Оно отлично понимало, что там, где вопрос касается сохранения своей власти и борьбы с внутренним врагом, деньги являются могущественным средством.
Я в это время работал по информации в одной из тайных организаций и имел свою агентуру в некоторых учреждениях советской власти, в том числе и в Петроградской Чека, и знаю, что многие тайные организации, особенно офицерские, были ликвидированы путем внедрения в них советских агентов, в свое время уважаемых кадровых офицеров, соблазненных крупным денежным подкупом. Но наряду с этими предателями во многие учреждения проникали в качестве служащих агенты Белого движения, приносившие колоссальную пользу контрреволюционным организациям, и власть от них очистилась значительно позже, когда системой массового террора была почти совсем парализована контрреволюционная работа. Но все-таки, даже в самые тяжелые моменты этого террора, в разгар Гражданской войны, связь белого фронта с подпольными контрреволюционными организациями в тылу большевиков существовала.
В среде офицерства, выброшенного на улицу, в это время начинает вырабатываться весьма недостойный тип агента политического и уголовного розыска, который, в большинстве случаев не имея под собой никакой идейной подкладки, является просто профессией. Впоследствии этот тип перерабатывается в контрразведчика для Белого движения и чекиста - для красного. Многим из такого рода агентов полная беспринципность позволяет в равной степени служить обеим сторонам и продавать ту, которая в данный момент менее опасна и выгодна. Это так называемые дублеры. Таким образом создались целые контингенты офицеров-контрразведчиков, которые своим поведением только позорили контрразведывательные органы Белого движения во время Гражданской войны.
Гонения против офицеров начались летом 1918 г., когда офицерство стало принимать участие в заговорах и восстаниях эсеров, руководимых Савинковым. Этот последний сумел увлечь за собой не только несознательное офицерство, но даже некоторые монархические элементы, обещая им идти даже во имя монархии, лишь бы свергнуть большевиков. После неудачного ярославского восстания [2] , поднятого Савинковым, советская власть поняла, что все кадровое офицерство является тем материалом, на котором базируются силы эсеров, и что это офицерство настроено к ней так же враждебно, как и то, которое открыто выступает на Юге России под начальством Корнилова, а потому советская власть решила одним ударом покончить с этой внутренней опасностью. Начались, сначала в столицах, а потом и в провинциальных городах, регистрации офицеров и массовые их аресты. Арестованных частью расстреливали, а частью рассаживали по тюрьмам, но смертные казни пока еще не носили массового характера. Только после покушения на Ленина [3] и убийства председателя петроградской Чека Урицкого [4] начался массовый террор, принята система заложников и убийства без суда. В равной степени террор был направлен и против буржуазии вообще, которую советская власть рассматривала, как не менее серьезного врага своему существованию. Словом, начались преследования и истребление интеллигенции.
Самая техника массовых арестов в Петрограде выглядела так: исполнение поручалось районным советам, которые производили обыски в своих районах. Данными для этого служили регистрационные сведения относительно офицеров, домовые книги и опросы швейцаров и дворников. Квартал окружался красноармейцами, и каждый дом обходился чекистами, причем все бывшие офицеры и подозрительные буржуи арестовывались. Эта мера сразу дала несколько тысяч арестованных, заполнивших тюрьмы Петрограда и Кронштадта, не давши, впрочем, ничего существенного в смысле обвинения задержанных в каких-либо преступлениях. Но с другой стороны, она совершенно парализовала работу контрреволюционных организаций, выхватив из их среды многих серьезных работников и порвав имевшиеся связи. Той же мере были подвергнуты и пригороды Петрограда, так что скрыться, особенно бывшему офицеру, было чрезвычайно трудно. Началась сильная тяга на Дон и Украину. Оставаться в советской России человеку, не признающему власти, почти не было возможным. Кроме того, и другая причина заставляла здравомыслящего бежать из советской России - это надвигающийся голод.
Декреты о национализации, социализации, ограничение торговли, а затем почти полное ее прекращение поставили обывателя в такое положение, что даже если у него и были деньги, он должен был голодать или идти на советскую службу, где получал пищевой паек. Был установлен принцип, что имеет право на существование только тот, который приносит свой труд на пользу рабоче-крестьянской республики. Все остальные поставлены были почти вне закона и должны были так или иначе погибнуть. И вот началось почти повальное бегство интеллигенции на Юг России. Но и тут большевики, не желая усиливать ряды белого движения, постарались всеми мерами затруднить выезд из столиц. Кто желал выехать на Украину, должен был доказать свое украинское происхождение, что было чрезвычайно затруднительно, так как не каждому удалось сохранить нужные документы, да кроме того, на это уходило очень много времени. Выезд из столиц, помимо этого, требовал представления различного рода удостоверений от разных советских учреждений, и от Чека в особенности. Понятно, что при таких условиях только незначительный процент после долгих мытарств выезжал легальным образом, а большинство - с фальшивыми документами или совсем без документов.
Словом, система массового террора и экономические условия сделали то, что всё более энергичное, не признающее советской власти и желающее с ней бороться бежало, другая часть была расстреляна или сидела по тюрьмам в ожидании того или другого конца, и таким образом советская власть так или иначе очистила свои владения, как она выражалась, от контрреволюционных банд.
Я лично на легальный способ выезда из Петрограда не рассчитывал, хотя и имел право, как екатеринославский уроженец, на украинское подданство; это было и долго, и могло повлечь к задержанию в пути, несмотря на всю законность документов, что со многими и случалось. В общем, у меня, кроме удостоверения об увольнении из резерва штаба Петроградского военного округа на мою собственную фамилию и удостоверения на чужую фамилию о командировке, якобы с секретным поручением от Центральной следственной комиссии, в город Оршу, других документов не было. Последний документ мне удалось получить благодаря связи с председателем этого учреждения, тайно работавшим в пользу белых; но я решил этого документа не предъявлять без крайней нужды, так как опасался, что не сыграю достаточно удачно в таком случае свою роль; лучше было избежать вообще предъявления каких-либо документов в пути. Выехал я из Петрограда как-то случайно, благодаря тому, что мне удалось перекупить железнодорожный билет у одного молодого человека в Оршу, полученный им по всем правилам, установленным советской властью для выезжающих из Петрограда. Хотя я устроился в коридоре спального вагона Международного общества [спальных вагонов], где было еще около 20 пассажиров, но это было даже в мою пользу, ибо вещей у меня не было и я легче мог избежать контроля. И действительно, пока поезд дошел до Орши, за это время контроль документов и осмотр вещей производился по крайней мере 10 раз - какими-то вооруженными до зубов мальчишками - самым тщательным образом. Благодаря тому, что я вещей не имел и определенного места не занимал, мне путем разных уловок удалось избежать этой неприятности, и я совершенно спокойно высадился из поезда в Орше.
Граница советской России с Украиной проходила между пассажирской станицей Орша (советская) и товарной станцией (украинская). Нужно было изыскать способ пробраться безболезненно через границу, на что пришлось потратить два дня. По установленным большевиками правилам, для того, чтобы перейти границу, нужно было иметь от местного совдепа удостоверение о неимении с его стороны препятствия. Такое удостоверение получить было возможно, хотя бы под предлогом лечения на Юге России, заплатив кому следует приличную сумму денег. Но на этот риск я пойти не мог, так как в процессе получения этого документа нужно было явиться лично и в местную ЧК, где, безусловно, потребовали бы мои документы, а может быть и опознали бы в лицо. Поэтому я занялся рекогносцировкой местности пропускного пункта и в течение целого дня изучал технику пропуска через границу на месте. Обследовав достаточным образом всю эту процедуру, я явился очень рано, за час по крайней мере до начала пропуска на таможню, расположенную у самого пропускного пункта, охраняемого весьма солидно часовыми, и попросил одного из чиновников таможни пропустить меня не за границу, а только в украинскую будку, расположенную шагах в 300 за таможней на советской стороне у самой колючей проволоки, идущей вдоль границы. С меня потребовали удостоверение совдепа, но я объяснил, что еще границу переходить не собираюсь, так как вещи мои, нагруженные на подводе, ожидают очереди для осмотра на шоссе, и что я сейчас же вернусь для этой цели в таможню, как только наведу необходимую якобы мне справку в украинской будке. После некоторого колебания разрешение мне было дано, но я, конечно, уже назад не вернулся, ибо у меня никаких вещей и не было. В украинской будке я откровенно сказал находившемуся там украинскому комиссару, кто я такой, и просил пропустить меня на Украину. Присутствовавший тут же немецкий офицер, узнав, что у меня нет никаких вещей, выдал мне пропуск и тут же лично пропустил через колючую проволоку. Еще раз отсутствие вещей меня спасло.
Ссылки
- 1. ↑ Выступление Корнилова – Л. Г. Корнилов с марта 1917 г. – главнокомандующий Петроградским военным округом, затем верховный главнокомандующий. В конце августа 1917 г. с ведома В. Н. Львова, Б. В. Савинкова и др. государственных деятелей снял часть войск с фронта и направил в Петроград для подавления «большевиков», 8 сентября предъявил Временному правительству требование о передаче ему власти. Поход Корнилова оказался неудачным, вместе со своими ближайшими единомышленниками генералами А. И. Деникиным и А. С. Лукомским был арестован, заключен под стражу в Быховскую тюрьму (Могилевская губ.). Всем удалось бежать.
- 2. ↑ «Ярославского восстания, поднятого Б. В. Савинковым...» – вооруженное выступление в Ярославле 6–21 июля 1918, подготовленное «Союзом защиты родины и свободы». Руководил восстанием полковник А. П. Перхунов.
- 3. ↑ Имеется в виду покушение на В. И. Ленина 30 августа 1918 г. на заводе Михельсона, где он выступал с речью. Согласно официальной версии, в Ленина стреляла эсерка Ф. Каплан. Однако вопрос о том, кто стрелял в Ленина, остается открытым. Генеральная прокуратура, рассматривавшая этот вопрос сравнительно недавно, не нашла «бесспорных доказательств ее вины».
- 4. ↑ М. С. Урицкий был убит 30 августа 1917 г. Л. И. Каннегисером, председателем «Союза юнкеров-социалистов» при Петроградском военном округе, членом Партии народных социалистов.