Протокол допроса К. И. Глобачева в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства от 26 июня 1917 г.
Приложение № 9
Протокол допроса К. И. Глобачева в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства от 26 июня 1917 г.
Протокол
1917 года июня 26 дня, командированный в Чрезвычайную следственную комиссию для производства следственных действий, А. А. Спичаков-Заболотный допросил с соблюдением 443 ст. У[става] уголовного] судопроизводства] свидетеля, который показал:
Я - Константин Иванович Глобачев, дополнительно показываю: сотрудника охранного отделения Абросимова по кличке Шаров я принял от моего предшественника по должности начальника Петроградского охранного отделения полковника Попова. С какого времени Абросимов состоял сотрудником охранного отделения, я не знаю, как не знаю и того, явился ли он сам с предложением давать сведения охранному отделению, или был склонен к этому при допросе кем-либо из чинов отделения.
Абросимов принадлежал к партии социал-демократов меньшевиков. После поступления моего на должность начальника Петроградского охранного отделения и до образования военно-промышленных комитетов Абросимов давал очень мало сведений по группе, к которой он принадлежал. После же того, как образовался Центральный [военн]о-промышленный комитет и Абросимов вошел в рабочую группу его, он стал давать сведения, освещавшие деятельность группы. Я припоминаю, что Абросимов докладывал, что он был выбран в рабочую группу комитета; возможно (но, наверное, не помню), что он спрашивал моего совета, вступать ли ему в группу. Месяца за три или четыре до революции Абросимов перестал давать сведения по рабочей группе, правильнее сказать, что он перестал давать сведения месяца за три или четыре до ареста группы. Вместе с тем, состоя в группе, Абросимов принимал от группы некоторые поручения без ведома Охранного отделения. Так, не предупреждая охранное отделение, он уезжал в провинцию в объезд местных рабочих групп военно-промышленных комитетов. Такое поведение Абросимова я считал совершенно недопустимым и просил передать ему офицера, который с ним работал, что или пусть он отказывается от работы в Охранном отделении, или я сделаю распоряжение об аресте его, если он будет совершать поездки без моего разрешения. Поездки Абросимова в провинцию без ведома Охранного отделения ставили меня в неловкое положение перед Департаментом полиции, который запрашивал меня о выездах Абросимова, между тем как я ничего о них не знал.
Рабочая группа Центрального военно-промышленного комитета освещалась Охранным отделением главным образом другим сотрудником, именно, Лущуком, состоявшим в секретариате группы. Сведения Лущука были более ценны, чем сведения Абросимова, потому что через его руки проходили в секретариате все сведения о деятельности группы, и, таким образом, Лущук давал охранному отделению документальные доказательства. Ликвидация группы, состоявшаяся в конце января текущего года, была предпринята на основании сведений, полученных от Лущука, а не от Абросимова. Поводом для нее послужило воззвание рабочей группы к рабочим Петрограда, отпечатанное, кажется, на мимеографе, с призывом к выступлению 14 февраля с целью ниспровержения существовавшего государственного строя. Рабочая группа предполагала предложить Государственной думе, низвергнув правительство, опереться в дальнейшей своей деятельности на рабочих. Экземпляр такого воззвания и сведения о предполагаемом выступлении рабочих были получены Охранным отделением от Лущука. Я не мог взять на себя решение вопроса об аресте рабочей группы Центрального комитета и доложил об этом министру внутренних дел. Последний привлек к совещанию товарища министра Куколь-Яснопольского и директора Департамента полиции Васильева. Протопопов куда-то торопился, кажется, в Царское Село, и вопрос об аресте группы обсуждался, кажется, в его отсутствие. Но по возвращении его ему было доложено о решении произвести арест группы, и он санкционировал это решение. Я помню, что на совещание, в отсутствие Протопопова, приехал Курлов, который высказался также за необходимость произвести ликвидацию рабочей группы. На совещании не обсуждалось вопроса о том, следовало ли одновременно с арестом членов рабочей группы арестовать также и сотрудников, освещавших ее деятельность. Не все члены группы были арестованы одновременно, потому что охранное отделение не знало всех адресов членов группы. Мне кажется, что в первый прием было арестовано семь человек. Один из подлежавших аресту, именно Гвоздев, был болен, а потому был оставлен под домашним арестом, но на другой день после его ареста, по распоряжению Хабалова, караул в его квартире был снят. Я помню, что, отдавая распоряжение об аресте членов рабочей группы, я приказал арестовать и Абросимова, но затем почему-то я отменил свое распоряжение, вероятно, потому что нужно было о чем-то переговорить с Абросимовым. Мне казалось, что обыск у Абросимова производился, но утверждать этого я не берусь.
Я не помню, сообщал ли позже мне судебный следователь Юревич о розыске Абросимова. Из секретариата рабочей группы был арестован секретарь Богданов и предполагалось арестовать Гутовского. Лущук не был арестуем, так как не было оснований для его привлечения. После ареста части рабочей группы Абросимов продолжал иметь свидания с офицерами Охранного отделения, но я, как припоминаю, на этих свиданиях не присутствовал. Я присутствовал на свидании с Абросимовым офицера, кажется, Иванова, за несколько дней до ареста группы. Тогда я сказал Абросимову, что так относиться к делу, как относился он, нельзя, и что он должен или работать, или я сделаю распоряжение об его аресте. На это, помню, Абросимов возразил, что сомневается, смогу ли я исполнить свою угрозу. Я понял эти слова в том смысле, что ввиду ожидаемого переворота Абросимов не думал, что арест его был возможен.
Я помню, что после ареста рабочей группы от Лущука были получены сведения, что Абросимов выступал с речью в заседании Центрального военно-промышленного комитета, но содержания речи, произнесенной там Абросимовым, я не помню. Абросимов был арестован перед самой революцией. На ваш вопрос, почему в течение столь продолжительного времени Абросимов оставался на свободе, отвечаю, что, насколько я припоминаю, офицер, работавший с Абросимовым, говорил мне, что Абросимов просил выждать с арестом его, потому что ему нужно было устроить какие-то его личные дела.
В 1915 г. с Абросимовым работал подполковник Иванов, а в 1916 г. подполковник Белоусов. Абросимов, как развитой человек, мог бы быть очень полезен Охранному отделению, если бы он не относился так небрежно к принятым на себя обязанностям. Он не внушал мне особого доверия, после того как выяснилось, что без ведома Охранного отделения он принимал разные поручения рабочей группы, связанные с его поездками в провинцию. Мне казалось, будто Абросимов «торговал на две лавочки». При вступлении Абросимова в состав рабочей группы, ему было внушено Охранным отделением, как это внушалось и вообще всем сотрудникам, что никакой активной деятельности в группе он проявлять не должен. Затем ему было предложено держаться того направления, которое он избрал, именно, оборонческого. Группа держалась того же направления, но с конца 1916 г. или с начала текущего года она стала слишком ярко выражать стремление стать во главе всего рабочего движения в Петрограде и принимать резолюции с призывами к ниспровержению существовавшего государственного строя. Это было установлено документально материалами, взятыми при обыске у членов группы, так что судебный следователь Юревич имел возможность предъявить арестованным членам группы обвинение по 102 ст. Угол[овного] улож[ения].
За время моей службы в должности начальника Петроградского охранного отделения по указаниям Абросимова не было произведено ликвидации каких-либо организаций или арестов членов нелегальных партий. На ваш вопрос, почему мною было увеличено жалованье Абросимову с 150 руб. в месяц до 250 руб. в месяц, отвечаю, что такое увеличение последовало ввиду усилившейся дороговизны жизни по ходатайству Абросимова. Когда я сделался начальником Петроградского охранного отделения, Абросимов не принадлежал к центральной инициативной группе. Может быть, он входил в нее раньше - этого я не знаю. О службе Абросимова в Охранном отделении я, как помню, никогда не докладывал министру внутренних дел Протопопову. Он меня и не спрашивал, кем именно из сотрудников освещалась деятельность рабочей группы. Если Протопопов знал о существовании и деятельности Абросимова, то, может быть, ему докладывал об этом директор Департамента Васильев. Мои доклады Протопопову, кроме одного, происходили в присутствии Васильева. Протопопов никогда меня не расспрашивал о том, как была поставлена агентура в рабочей группе Военно-промышленного комитета. Я думаю, что вряд ли он даже понимал, что изображала из себя рабочая группа. Поэтому, вероятно, когда зашел вопрос об аресте рабочей группы, он и распорядился пригласить Курлова, как специалиста в подобных делах. Но все же мне кажется, что Протопопов не мог не знать, что Охранное отделение имело своего сотрудника в рабочей группе, потому что он должен был понимать, что без сотрудника Охранное отделение не могло бы освещать деятельности группы.
Списков секретных сотрудников Охранного отделения я за время моей службы в Петроградском Охранном отделении в Департамент полиции не представлял. До меня они, может быть, и представлялись другими начальниками охранных отделений. Помню, что только при вступлении в должность товарища министра Белецкого я лично передал ему список сотрудников по партиям, которые ими освещались, причем в списке были указаны только клички сотрудников. При мне за два года моей службы директорами Департамента полиции состояли: Брюн-де-Сент-Ипполит, Моллов, Кафафов, Климович и Васильев. Товарищами министра, заведовавшими Департаментом полиции, были Джунковский, Белецкий, Степанов и Курлов; последний недолго исполнял обязанности товарища министра. Мне известно, что существовала «инструкция» по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения. Этой инструкцией я никогда не пользовался и никому из командировавшихся ко мне для занятий офицеров изучать не давал и не рекомендовал; я не знаю, кем она сочинена. Я никогда ее не читал и с содержанием ее не знаком. Знания инструкции от чинов охранных отделений не требовалось. Обыкновенно, лица, командированные в охранные отделения, знакомились с делом чисто практически. Сотрудники вербовались преимущественно из лиц, принадлежавших к нелегальным партиям, причем предпочитались сотрудники, являвшиеся добровольно с предложением услуг. Сотрудники могли вербоваться также среди лиц, привлеченных к дознаниям по политическим делам, путем склонения таких лиц к службе в охранном отделении, но такой контингент сотрудников представлялся менее желательным, чем контингент сотрудников-добровольцев. Предъявляемые мне Вами четыре листка бумаги с рукописным текстом, начинающимся словами: «1. Шаров. 2/ll 1917 года» (предъявлены листки, полученные из бывшего Охранного отделения), написаны рукою подполковника Иванова и представляют из себя запись показания Шарова-Абросимова, данного на свидании им подполковнику Иванову. Предъявляемый мне Вами обрывок бумаги с уцелевшим частично текстом, начинающимся словами: «справка 17 ноября...» (предъявлен разорванный документ, найденный в делах Департамента полиции), представляет из себя, по-видимому, справку, составленную в Департаменте полиции. Имеющаяся на документе отметка чернилами и карандашом сделана или директором Департамента Васильевым, или вице-директором Смирновым. Слова на справке «хранить особо секретно» объясняются тем, что в справке указана фамилия секретного сотрудника, а потому бумага должна была сохраняться особо секретно. По-видимому, в справке излагалось о поездке Абросимова в Ростов-на-Дону, относительно которой я не был осведомлен. Кем написан разорванный листок бумаги, начинающийся словами: «Директор. По полученным в д-те П. сведениям...», я не знаю.
Кличка Лущука была «Медведь». Лущук принадлежал к партии социал-демократов меньшевиков (студенческая организация).
Зачеркнуто: «то я» «если». Надписано: «или пусть» «если он...разрешения».
Генерал-майор Глобачев.
Командированный в Комиссию Спичаков-Заболотный.
ГА РФ. Ф. 1467. Оп. 1. Д. 441. Л. 75-78.