Приложение 14. Материалы процесса в Тверском губревтрибунале над членами Калязинской организации ПЛСР. Декабрь 1918 г. Протокол

ПРОТОКОЛ

Судебного заседания Тверского Губернского

Революционного Трибунала 26 декабря 1918.

Председатель ГЕССЛЕР

Обвинитель БАКЛАЕВ

Защитник ОДЫНЕЦ

Председатель объявляет заседание Революционного Трибунала открытым.

Будет слушаться дело о заговоре в гор. Калязине левых эс-эров.

Председатель просит пригласить обвиняемых.

По данному делу не явились обвиняемые: Пономарев, Гунин, Константинов и Новожилов ^[1] , и свидетель Потемкин, а вместо него командирован гр. Цаплин ^[a] .

Суд признал неявку обвиняемых и свидетеля по данному делу законной и постановил дело слушанием продолжать.

Председатель объявляет постановление о предании суду.

Председатель: Все, сидящие на скамье подсудимых, признаете ли Вы себя виновными в заговоре против Советской власти?

Обвиняемые: виновными себя не признали.

Св<идетель> Соколов: На первом заседании Калязинского Исполкома назначено было распределить должности. По этому поводу тов. Широков ультимативно заявил, что высшие места должны занять левые эс-эры, но, <так> как нас было меньше, пришлось согласиться. Председателем Исполкома был назначен Чупраков, а я тов<арищем> Председателя. Но я предвидел от них нехорошее и заявил, что на всех бумагах должна быть и моя подпись, о чем согласился и гр. Чупраков. 9 июня пошел я на занятие, встречается со мной гр. Козлов и спрашивает меня, знаешь ли ты, что в центре неспокойно и убит Мирбах? Я ответил, что ничего не знаю. Он меня послал спросить у гр. Чупракова, не получались ли какие-нибудь известия? Но он ответил, что не было ни чего. Во второй раз решил узнать и получил такой же ответ. И в третий раз послал меня гр. Козлов, я пошел и стал требовать, чтобы мне дали самому просмотреть телеграммы. Но Чупраков сказал, что вот на столе лежит телеграмма - только что принесла. Я прочитал ее, и было написано: <в> Москве и Твери спокойно, <в> Рыбинске тревожно. В это время прибыли члены Кашинского Исполкома и совместно с ними сделали заседание, на котором мы узнали, что эсэры скрывают от нас телеграммы. Не помню, какого числа это было. Председатель партии лев<ых> эсэров Широков совместно с другими левыми эсэрами собрались в гостиницу Кочерова. Что там обсуждали, я не знаю, а узнал после, что гр. Широков вооружил всех лев<ых> эс-эров и хотели выступать против большевиков.

Св<идетель> Цаплин: Об убийстве Мирбаха мы узнали через полученные нами телеграммы из центра, после чего выбрали комиссию. Но по прибытии в Калязин мы узнали, что левые эс-эры ведут заговор и скрывают телеграммы от коммунистов гор. Калязина. Это было видно из того, что за подписью председателя Чупракова было требование в Кашинский Исполнительный Комитет двух сальников для пулеметов, находящихся в их распоряжении, в чем им было отказано.

Св<идетель> Козин: Когда я был в деревне, получил от гр. Чупраков записку о немедленном возвращении в Калязин. Прибыл я в Калязин и пошел в Исполком, там никого не было. Я пошел в гостиницу, где были тов. Широков, Чупраков, Зорин и другие. Подошел ко мне тов. Широков и спрашивает, что знаю ли я, что убит Мирбах? Я ответил: «Знаю». Он на это сказал, но мы не признаем и если что- нибудь произойдет, то мы с большевиками вступим в бой. Потом он спросил, есть у нас пулеметы? Я ответил, что есть только 2, но плохие. Он велел мне съездить в Кашин за недостающими частями, но в Кашине ничего не получил. После чего он спросил, как настроение у красноармейцев? Я ответил, что хорошее и понял здесь, что левые эс-эры ведут заговор против коммунистов. Тогда я пошел в команду, где собрал собрание и постановили не допускать кровопролития.

Св<идетель> Яковлев: Пошел я с красноармейцем Стариковым ^[2] в Советскую чайную, где обогнал нас тов. Константинов и спросил, как у вас дела? На что я ответил: все идет по-старому. Константинов сказал, что я иду на пленарное заседание, где должен решиться вопрос: или мы должны арестовать большевиков, или вступить с ними в открытый бой. Пришел я в чайную и увидел тов. Козина и все рассказал ему, что говорил Константинов, а Козин на это ответил, что вызывали меня в комитет и спрашивали исправны ли у вас пулеметы? После чего, обсудив с тов. Козиным по данному делу, и решили собрать собрание красноармейцев, где постановили не допускать кровопролития.

Св<идетель> Козлов: Я был командирован на общественный съезд, и в промежуток этого времени я приехал в гор. Калязин и справился там, кто командирован на съезд? Мне сказали, что поедут левые эс-эры. Я сказал, что необходимо командировать одного из партии коммунистов, но эс-эры категорически отказали в этом. По городу шел слух, что в центре неспокойно и Мирбах убит, но нам нет никаких известий. Встречаюсь я однажды с тов. Председателя Соколовым и спрашиваю, что нового? Он ответил, что я ничего не знаю и известийнет. Тогда я его послал в Исполком свериться, но он оттуда пришел и говорит, что нет ничего. Я его послал во второй раз и он ответ получил тот же. Тогда я сказал гр. Соколову, чтобы он сам поискал телеграммы за прошедшие дни. Он пошел. Тогда Чупраков сказал, что вот только что пришла телеграмма. Я прочитал, и там было сказано: <в> Москве, Твери спокойно, в Рыбинске тревожно. Здесь мы и догадались, что эсэры скрывают от нас известия из центра. У нас было постановление обезоружить милицию. Что в это время мы узнали, что все эсэры были вооружены и готовились выступить против Советской власти.

Св<идетель> Ремнев: Я был военным комиссаром. Придя ко мне, тов. Широков и сказал, что вы тов. Ремнев должны сдать свои дела. На вопрос кому, он ответил кому-нибудь из партии левых эс-эров. Я противиться не мог и стал готовиться к сдаче, но в это время прибыл председатель Кашинского Исполкома и спросил меня, кому сдаешь дела? Я ответил: эс-эрам. Тогда он мне сказал: «Надо подождать, у нас получен целый ряд телеграмм, что в центре и в других городах тревожно и убит Мирбах». Но я ответил, что у нас ничего не известно, потом узнал, что левые эс-эры скрывают от большевиков телеграммы и ведут заговор. Тогда у нас было постановлено обезоружить милицию. В это же время производили обыск и у эсэров, у которых было обнаружено оружие. У тов. Широкова нашли две бомбы.

Св<идетель> Заварин: В здании городской управы было сделано собрание левыми эсэрами. Я пришел туда тогда, когда тов. Широков заканчивал речь, и вся его речь клонилась к организации левых эсэров. После его речи было предоставлено говорить другим эсэрам, но многие из них отказались, после чего сделали перерыв на 10 минут. В то время были обложены пять граждан продовольственным налогом, и по постановлению левых эс-эров они должны быть освобождены. Я пошел составить постановление, а потом понес на подпись его гр. Гунину, куда меня не допустили. Тогда я попросил вызвать его, он вышел, подписал бумагу. И на собрании я присутствовать не мог, т. к. было секретно, но после я уже узнал, что они обсуждали о телеграммах, присланных из центра, которые были скрыты от коммунистов.

Судебное следствие закончено, и слово предоставляется обвинителю.

Обвинитель Баклаев: Обвинитель в своей речи обрисовал всю картину заговора левых эсэров в гор. Калязине и в последней своей речи обвинитель разбил обвиняемых на 2 части - одна часть только что вступили в партию и активного действия в заговоре не принимали, которым он просил вынести порицание от Революционного Трибунала: другая часть обвиняемых, как, например, Широков, Колтыпин и др., которые и вели заговор, проще сказать готовились выступить против Советской власти, они же и являются врагами Советской власти, в чем он просил суд хорошо вникнуть и разобрать настоящее дело и каждому подсудимому дать соответствующее наказание.

Обвинитель из публики: Подробно рассказал, как левые эсэры скрывали телеграммы от коммунистов-болыневиков, приходившие из центра, и этим вели тайный заговор, чтобы вступить в бой с большевиками, и дальше он указал на главарей этого заговора, как, например, Широкова и Чупракова, которым и просил вынести более строгое наказание.

Защитник: Обвинитель Баклаев просил вынести порицание некоторым левым эс-эрам, но я думаю, что они и порицания не должны получить, так как они не принимали никакого участия, и прошу их оправдать. Но что же касается гр. Широкова и Чупракова и др., более принимавших участия в заговоре, как обвинитель сказал, враги Революции, но это было в июле месяце, а теперь власть Советов окрепла, и они уже не враги, а друзья, и я, гр. судья, прошу применить к ним амнистию и приговор смягчить.

Последнее слово обвиняемых:

Обвиняемый Гирин: Я приехал из центра в гор. Калязин там не было ни коммунистов, ни эсэров, но когда приехал гр. Пономарев, мы организовали партию левых эсэров, и все спокойно работали и всегда стояли против буржуазии и врагов революции, заговора никакого не было.

Об<виняемый> Кононов: Жил в гор. Талдоме и там был выбран председателем Исполкома, после чего я уехал в гор. Калязин, где был принят партию левых эсэров, заговора против власти никакого не было.

Обвин<яемый> Зорин: 10 января выбрали меня членом Исполкома, где ничего не было и не знал с чего начать работать, но я оставался на месте, в то время население голодало и со всех сторон были упреки, но я работал и все стоял за класс рабоче-крестьянской власти, заговора никакого не было.

Обвин<яемый> Пятнов: Приехав я с военной службы, был в волости председателем, на съезде в гор. Калягине был избран членом Калязинского Исполкома и всегда честно исполнял свою работу, но что касается, <что> я сказал красноармейцам, чтобы просмотрели пулеметы, я это сказал к тому, что наступают белогвардейцы и нужно готовиться дать им отпор.

Обвин<яемый> Колтыпин: В последней своей речи описал свою биографию, потом он указал, что работали вместе с коммунистами, и заговора никакого не было, это видно из целого ряда постановлений.

Обвин<яемый> Матвеев: Гр. Матвеев в последней своей речи указал, что заговора не было и левые эс-эры не вооружались против большевиков, т<ак> к<ак> последних было только 3.

Обвин<яемый> Широков: Описал, как организовалась партия левых эс-эров и как работали совместно с коммунистами.

Обвин<яемый> Чупраков: Меня обвиняют, якобы я скрыл телеграммы, но я телеграммы не скрывал, это видно из того, когда прибыли члены Кашинского Исполкома, то я им показал се телеграммы, а дальше описал свою биографию.

Обвин<яемый> Журавлев: В партии я состоял сочувствующим и не о каких телеграммах я ничего не знаю, даже в последнее время просил, чтобы меня исключили.

Обвин<яемый> Пуминов: Участия я ни в каком заговоре не принимал и якобы я раздавал какое-то оружие, но оружия у меня не было, и никому я не давал.

Обвин<яемый> Еропкин: в партии я состоял с 1913 года и всегда стоял против капиталистов, заговора у нас никакого не было, и против коммунистов мы не вооружались, так как работали совместно с коммунистами.

Обвин<яемый> Назаров: В партии я состоял немного времени, и в заговоре никакого участия не принимал.

Обвин<яемый> Барышников: В партии я состоял сочувствующим и о заговоре никаком даже и нее знаю, и его не было.

Заместитель председателя

Революционного Трибунала Д. Гесслер

Зам. Секретаря (подпись нрзб.)

ГАТО. Ф. Р-1998. Oп. 1.Д. 327. Л. 10-12. - Машинопись с правкой, подписи - автографы.

Сноски

• a. ↑ Вписано от руки.

Ссылки

• 1. ↑ Согласно документам данного дела в ГАТО: в феврале 1919 г. И.Ф. Пономарев находился в качестве уполномоченного по линии Губнродкома в Саратовской губ.; С.Г. Гунин в это время служил агентом продкомиссии 13-й дивизии 8-й армии; по рапорту милиционера (фамилия нрзб.), «гражданин д<е>р. Каменка Николай Михайлович Константинов выбыл с родины 13 августа 1918 г. и не оставил свое адресу» (так в документе); И.П. Новожилов активно сотрудничал с калязинскими коммунистами, и, вероятно, к нему не применялись санкции по принудительной доставке на заседание трибунала.
• 2. ↑ Стариков Иван Иванович. Крестьянин д. Горбово Калязинского у., красноармеец Калязинского отряда